"Вокруг меня были тысячи прекрасных людей, и они медленно сжимали кольцо." Майкл Джексон
8. О временах и людяхЯсное осеннее утро сменялось погожим днём – последним безоблачным днём перед чередой серых, дождливых недель. Окрестности башни Лун заливало солнце. В его свете жёлтая и красная листва становилась ещё ярче, а тёмная зелень хвои – ещё гуще. Свет снопами бил во все окна обширной пристройки у основания башни.
Этим поздним утром Мельороллё, которому башня Лун последние годы заменяла дом, с трудом вырывался из объятий сна. Отдых чародея давно перестал быть приятным. Его преследовали смутные кошмары, несколько раз колдун просыпался во сне. Когда же наконец ему удалось разлепить глаза, никакой бодрости волшебник не почувствовал: только жажду и призрак страшной головной боли. А ещё прошлый вечер полностью пропал из памяти.
Полегчало Мельо, когда он умылся и выпил с полведра воды. Бодрости он так и не почувствовал, зато не было и усталости. Что до провалов в памяти, чародей рассчитывал их заполнить со слов хозяина башни, и направился прямиком к нему. Такие приступы последнее время случались с тайрцем всё чаще, и друг ему всегда помогал восстановить воспоминания.
Мельо был настолько коротко стрижен, что на затылке виднелись несколько тёмных прядей среди седых волос. Новая прическа по традиции его народа - знак огромной перемены в жизни. Одежда волшебника была простой, небогатой, во всём обычной, кроме айхо – широкой летней тайрской куртки без застёжек с половинным рукавом, сшитой из больших лоскутов разного цвета.
Колдун прошёл сквозь лабораторию, в которой работал сам, через оранжерею, заглянул в библиотеку.
– Оссэт! – позвал он.
В ответ – тишина. Волшебник обошёл в поисках весь дом и парк, окружавший башню. Он прожил здесь двенадцать лет, а Оссэта знал двадцать пять – и никогда ещё тот не пропадал без предупреждения. Тайрец обошёл даже личные покои друга: его спальню, кабинет, лабораторию. Чародея нигде не было. И тут Мельо заволновался по-настоящему. Что-то случилось ночью, пока он мучился тяжёлыми, безрадостными сновидениями. Оставалось только одно место, где он ещё не искал – комната под самой высокой крышей.
Сотни ступеней связывали небольшие комнатушки на разных ярусах башни Лун. Мельороллё заглянул в каждую. Друга нигде не было. Наконец он преодолел последний пролёт и остановился перед запертой дверью.
– Оссэт! Оссэт, ты здесь? – позвал тайрец.
Никакого ответа. Мельо крикнул громче, постучал в дверь локтем. Снова тишина. Тогда колдун прикоснулся к замочной скважине и произнёс заклинание. Раздался щелчок и дверь отворилась.
– Оссэт?
Мельо заглянул в комнату. Внутри не было никого. Посередине стояла огромная ваза с прозрачным золотистым маслом, а за ней большое зеркало в подвижной раме; на полу же вокруг вычерчена сложнейшая пентаграмма. Из единственного не завешенного плотными шторами окна пробивался яркий луч солнца. Всё вместе это составляло колдовскую машину, способную переносить людей сквозь пространство и время.
– О, Оссэт…– пробормотал Мельо.
Тайрец подошёл к зеркалу и внимательно осмотрел его. Солнечный луч, прошедший через вазу, отразился в зеркале, но не совсем так, как от обычного посеребрённого стекла: собравшись в пучок, он туго натянутой струной перерезал комнату и отразился в другом зеркале, а затем ещё и ещё, и, наконец, луч снова ударил в сосуд с маслом. Стены комнаты в глазах Мельо смазались и поплыли, голова закружилась, а тело будто стало невесомым.
Когда же всё стало на свои места, тайрец оказался в совсем другой комнате. Здесь была такая же пентаграмма и зеркало, и сосуд со светящимся маслом. Окна были плотно завешены грубым полотном, через щели в двери пробивался дневной свет, и доносились возбуждённые голоса. Поколебавшись пару мгновений, волшебник открыл дверь и выглянул наружу.
Он оказался в большом городе, охваченном возбуждением, одновременно радостным и тревожным. Будто бы старинный праздник проходил в стране, относительно недавно пережившей переворот и смену власти, и эта новая власть немедленно учредила своё торжество – но в прежнюю дату.
Одежда горожан отличалась от той, которую привык видеть волшебник, и уж тем более не походила на его рабочий айхо, сшитый из остатков разной ткани. Куртки местных были и уже, и короче, и имели длинные рукава, навязанные от середины локтя. Казалось, слиться с этой странной толпой у тайрца не было никаких шансов, но никто не обращал на него внимания, и колдун отправился вместе с людским потоком, пытаясь понять, куда же его вслед за Оссэтом (если он и правда здесь) занесло волшебное зеркало.
По случаю праздник город был украшен – в окнах вывешены фонари, которые зажгут к ночи, через улицу протянуты гирлянды цветных флажков. Встречались и праздничные перетяжки. На большинстве полотнищ были начертаны знаки удачи, богатства и процветания, но попалась и такая, которой Мельо раньше никогда не видел. Она гласила: «Счастья и долголетия Корбгеру Роддону!». Мельо понятия не имел, кто это, и где ему теперь искать Оссэта. Он даже не знал, в какой город и в какое время угодил.
Неосторожно было так опрометчиво использовать машину времени под крышей Башни Лун. Надо было подготовиться к предстоящему походу сквозь ткань мироздания, но тайрец и беспокоился о друге, и самоуверенно надеялся на свой колдовской дар. Вот ему попалась очередное праздничное полотно, и сомнения в душе волшебника снова растаяли. Он остановился и широко улыбнулся. Перетяжка гласила: «Почёт и хвала Лун Оссэту, великому чародею!». Его друг всё-таки смог добиться своего!
– Эй! – кто-то внезапно схватил Мельороллё за локоть. – Чего стоишь лыбишься? Дурной? Смерти хочешь?
– Что? – тайрец обернулся.
Вцепился в него немолодой бородач, высокий и хмурый. Мгновение спустя глаза незнакомца стали поражённо-круглыми, будто бы ему при дневном свете встретился призрак.
– Какое сходство! – поразился он. – И это не потому, что вы, тайрцы, все на одно лицо! Должно быть, ты и есть его брат.
– Чей? – в свою очередь спросил Мельо.
– Пошли, разговор есть, – вместо ответа кивнул бородач. – Да и нельзя тебе так запросто разгуливать днём по улицам.
В крайнем замешательстве, изрядно приправленном любопытством, волшебник последовал за странным незнакомцем. Несколько минут спустя они оказались в тёмном полуподвальном зале пивной.
– Я тебя сразу узнал. С первого взгляда, – бородач отхлебнул медовуху из кружки. – Ты Дейтен-Оллё.
– Нет, – возразил волшебник и хотел представиться, но незнакомец его перебил.
– Вот так всем и говори, – одобрил он. – Мир большой, мало ли в нём седых зеленоглазых тайрцев. Жаль, я так и не увидел тебя с братом вместе. Веришь, нет – прожил полвека почти, а двух близнецов встретить так и не довелось, чтобы рядом вот стояли два одинаковых человека. Только тебя и брата твоего, Мельороллё…
И тут волшебник по-настоящему насторожился. Его с детства не путали с братом, хотя они действительно были двойней, но много лет жили вдали друг от друга. Мало того: этот городской сумасшедший, видимо, когда-то встречался с ним. Тайрцу выпал редкий шанс узнать свою судьбу.
– А как же вас зовут, уважаемый? И как вы познакомились с моим братом? – спросил он.
Бородач отхлебнул из кружки, немного помолчал, будто бы принимая какое-то решение, и тяжело вздохнул.
– Кунтаном меня звать, – сказал он наконец. – А что до нашей встречи с твоим братом… Всё расскажу. Во всём сознаюсь. Шутка ли – тридцать лет носить на сердце камень. А ты уж потом решай, убивать меня будешь, или дальше мучиться оставишь. Потому как брат твой был человеком исключительной стойкости. Я же был дураком и сделался редким ублюдком.
Почти тридцать лет – даже не верится, что прошло так много!.. Я тогда был совсем молод. И глуп, как пробка. Иначе бы не случилось всего этого дерьма. Родом я сам из Ореховой Лощины, что неподалёку от Льотля-на-Соале, но в то время меня занесло в Колунару. Конечно же, ты знаешь это поселение недалеко от Ланоора. Я прожил там год, и без памяти влюбился в Наманну, дочь кузнеца. Никогда, никогда мне не забыть трёх людей в этой жизни: мать, твоего брата и Наманну. Я любил её, как в старых песнях. Мир без неё переставал существовать. А Наманна… Наманна отвечала мне взаимностью. И отцу её я пришёлся по нраву. Мы уже стали выбирать удачный день для свадьбы, когда невеста моя внезапно слегла. Никто не знал, что это за болезнь. Порешили звать лекарей, а в Колунару как раз поселился целитель и чародей по имени Оссэт. Он осмотрел Наманну и сказал, что промедление опасно для больной. Тогда стал умолять его спасти мою любимую и вскричал, что готов заплатить за её спасение любую цену.
Услышав это, Оссэт улыбнулся и спросил: «Да? Болезнь серьёзная». Конечно, я ответил, что правда. И цена меня не волнует. Тогда он назвал лекарство и его цену. Я совершенно обалдел. Такой суммы не получилось бы, даже продай я и отец Наманны всё наше имущество до последних подштанников. Я рухнул в ноги колдуну и умолял его спасти мою возлюбленную. За спасение Наманны я даже обещал стать его вечным рабом.
«Правда?» – спросил Оссэт.
Я подтвердил.
Тогда волшебник предложил мне следующее: он исцеляет Наманну, а я служу ему, исполняя любые приказы. Нет. Не всю жизнь, а только две луны. Разумеется, я согласился. Тогда волшебник сказал: «Близ Колунару есть памятная тайрская роща. В эти весенние дни ланоорцы часто приходят туда, чтобы повязать на деревья ленточки в память об умерших родных и друзьях. Идём туда»
Он привёл меня в поминальную рощу, и мы бродили между деревьев, на которых вот-вот должны были распуститься почки. Наконец мы увидели одно, уже всё усыпанное белыми благоухающими цветами. Около него был тайрец с седой косой. Он развесил по ветвям шёлковые ленточки, на одной из которых была привязана маленькая детская игрушка-ветерок из разноцветной бумаги и сел, опершись спиной о ствол.
«Запомни его» – велел мне чародей.
И вот откуда было тогда знать, что не забыть мне этого тайрца! Вечером того же дня, когда сумерки сгустились, Оссэт привёл меня к дому у рощи, где останавливались ланоорские паломники. Он начертил пальцем у меня на лбу колдовской знак и дал мне нож.
«Когда стемнеет, ты прокрадёшься внутрь» – сказал он мне. – «Знак на лбу отведёт от тебя глаз и приглушит шаги, но будь осторожен – стоит тебе произнести хоть слово – и чары развеются. Стоит колдуну посмотреть на тебя в упор, и он поймёт, что в комнате не один. В доме ты должен найти тайрца, которого видел нынче в роще. Подкрадись к нему сзади и ударь этим ножом. Клинок смазан дурманом, который лишит его способности колдовать. Постарайся, чтобы тайрец не умер, но и не смог сопротивляться – он сильный противник в рукопашной. Приведи его сюда. Я буду ждать».
«А зачем…» – начал было я, но Оссэт меня оборвал.
«Дубина!» – зашипел он, и принялся снова рисовать знак у меня на лбу, – «Это совсем не твоего ума дело. От тебя требуется только делать, что велено. Ещё раз сунешь нос, куда не следует, я разорву наш договор».
Я испугался, что он не станет лечить Наманну, и больше н проронил ни слова. Когда стемнело, пробрался дом и спрятался внутри. Тайрец долго не ложился спать, всё писал что-то драконьими знаками на полупрозрачной бумаге, сидя лицом к месту моей засады. Когда он, наконец, оставил тушь и разобрал постель, время было далеко за полночь. Колдун снял тайрский халат и замер, повернувшись к окну. Тут я понял, что это мой единственный шанс. Я прыгнул вперёд и ударил чародея ножом, одновременно схватив левой рукой за шею.
«Пошли», – прорычал я в ухо тайрцу и потащил его за собой. Колдун попытался вырваться, но я сдавил ему горло и сильнее нажал на нож. Должно быть, он попробовал пустить в ход чары, но и этого у него не получилось. Несколькими минутами позже я выволок чародея из дома и подвёл к Оссэту. Пока я сидел в засаде, мой хозяин успел подогнать крытую повозку, запряжённую парой мулов.
«Вот мы и встретились, Мельороллё», – сказал Оссэт и нехорошо усмехнулся. Он связал волшебника и велел мне посадить его в повозку.
Когда мы приехали в усадьбу Оссэта, я по его приказу отвёл тайрца в подвал дома и запер там. А подвал этот, к слову, был специально обустроен, чтобы держать там пленника. Там был жёсткий топчан, узкий, вроде длинной лавки, а в дальнем углу стояло отхожее ведро. Оссэт налил пленнику воды в деревянную миску и поставил на пол у топчана. Я сказал, что надо бы перевязать ему рану: не ровен час, истечёт кровью. Колдун посмеялся над моей сердобольностью, но с доводами согласился и дал мне на бинты старую простыню.
Всю ночь я провёл на ногах, но после всего произошедшего долго не мог сомкнуть глаз, а когда это удалось, мне снились кошмары. В итоге, когда Оссэт снова позвал меня, чувствовал я себя не самым лучшим образом.
«Теперь у тебя будет новое задание», – сказал колдун. Я сразу понял, что ничего хорошего он мне не поручит. И действительно. Пленный тайрец обнаружил, что Оссэт подмешивает в воду тот дурман, который не даёт ему колдовать, поэтому отказывался от воды, и мне приказали поить его насильно.
Потом Оссэт принялся допрашивать тайрца. Он приходил в подвал и задавал ему вопросы о Книге Мира, содержащей все тайны, и о вырванных из неё страницах и их хранителе. Мельороллё молчал. И день, и два, и вообще не собирался отвечать. Тогда Оссэт приказал мне ударить его. Я, было, возмутился: бить раненого, связанного человека, три дня проголодавшего в холодном подвале – как можно-то? На это Оссэт сказал, что я сам его в этот подвал притащил, и пригрозил, что не будет лечить Наманну. И тогда я первый раз ударил тайрца по лицу. С того момента я бил его каждый день. Кулаками, ногами, плёткой… Я стал самым настоящим палачом. Никто в Колунару не знал этого. Подвал располагался в центре дома, он был глубок и, видимо, защищён чарами, так что за его пределами не были слышны никакие крики. Однажды Оссэт принёс в подвал жаровню, кочергу и приказал пытать пленника раскалённым железом. Я снова попытался возмутиться, на что мой хозяин разразился бранью и пригрозил, что моё неповиновение не только убьёт Наманну, но и сам я навечно останусь с тайрцем в подвале. Я испугался, больше всего, конечно, за свою возлюбленную, которую не видел уже почти луну, прислуживая чародею. В тот день я в первый раз жёг тайрца раскалённой кочергой.
В таком кошмаре день проходил за днём. А я давно понял, что натворил. Мельороллё так ничего и не сказал - кроме ругательств - человеку, которого некогда считал своим другом. Я с ним во всём был согласен, только виду подать не смел. Кормил Оссэт пленника редко и плохо. Из-за голода и постоянных избиений рана его не заживала, и с каждым днём он становился всё слабее и слабее. Однажды стало ясно, что колдовать он не сможет и безо всякого дурмана. Одной мерзкой обязанностью у меня стало меньше, но я не обрадовался этому. Я сполна почувствовал себя убийцей, полоумным изувером, который долго и жестоко истязает жертву перед смертью.
Срок моей службы подходил к концу – оставалась последняя неделя, когда Оссэт неожиданно оставил усадьбу на три дня. Он велел мне приносить пленнику еду получше и побольше, лекарства для ран, и очень постараться разговорить – вдруг он от такой перемены проболтается. Внутри меня всё вскипело – ведь это ещё одна отвратительная подлость.
«Кунтан», – рассмеялся мне в лицо Оссэт. – «В Наманну ты влюблён или в зеленоглазого мальчишку в подвале? А может, сразу в обоих? Уговорил: если за три дня выведаешь у тайрца, кто хранитель утраченных страниц из Книги Мира, я отдам его тебе, а дальше живи и радуйся со своим странным гаремом»
Я не нашёлся, что ответить на такое оскорбление, а колдун сел на лошадь и умчался. Не зная, как мне быть, я взял хорошую еду, лекарства, воду и одеяла, и со всем этим отправился в подвал. Когда я пришёл, тайрец с трудом разлепил закисшие глаза и посмотрел на меня со своего топчана. Он ничего не сказал, ни на что не реагировал. Он остался безучастным и когда я промыл и перебинтовал его раны, и когда переодел его в чистую одежду; на еду едва взглянул. Я влил в него несколько ложек супа, который он долго пробовал на вкус с большим подозрением – есть там наркотик или нет. Пленника неудержимо клонило в сон, и я оставил его отдыхать, завернув в одеяла.
Когда я вернулся несколько часов спустя, тайрец спал, плотно сжавшись в комок. Я решил, что он мёрзнет (а когда в подвалах бывает тепло?), принёс щепу, уголь и развёл огонь на жаровне, а саму её придвинул ближе к топчану. Почуяв дым, пленник проснулся, и, судя по его взгляду, решил, что я снова буду его пытать.
«Нет, не буду тебя мучить», – сказал я, и мне ни на грош не поверили. Ха! Да кто бы поверил! Слабоумный разве что. И сделалось мне на душе ещё поганее, чем было.
Снова тайрец с недоверием пробовал мою еду и воду, да и то больше потому, что я настаивал; а когда я менял повязки и прикладывал лекарства, то не вырывался лишь потому, что сил не было.
Следующий день пленник тоже проспал, а я просидел рядом, обогревая подвал жаровней. Хотя сам он выглядел очень больным и несчастным, раны заживали прямо на глазах. На третьи сутки я выложил тайрцу всё, как есть. И про себя, и про Наманну, и про мерзкий план Оссэта. И повинился во всех над ним измывательствах, какие учинял. В числе прочего рассказал и про обещание Осэтта отпустить тайрца.
«А Наманну-то ты давно видел?» – спросил Мельороллё. В последнее он совсем не поверил.
«Да», – ответил я. И задумался. А потом отчаянно принялся гнать от себя дурные предчувствия.
Так мне твой брат в тот день ничего и не рассказал. И мне сказать Оссэту по его приезду было нечего. Услышав, что пленник секретов не выдал, чародей рассвирепел и бросился в подвал. Раньше он пытать пленника приказывал мне, а тут принялся лупить сам. И швырял тайрца пинками из угла в угол, пока не выбился из сил. Надо ли говорить, что это было бесполезно. Тогда Оссэт ковырнул ногой тело, не то бесчувственное, не то уже и безжизненное, и велел мне вынести пленника в сарай на заднем дворе и запереть – небось, там быстро захочет говорить. Оссэт ничуть не сомневался, что твой брат всё ещё жив.
Мне казалось, что после такого жестокого избиения тайрец и захочет – не сможет ничего сказать, да и что в том сарае такое, в самом деле? Ну, большой, крепкий, так подвал всё одно надёжнее.
«Не твоего ума дело!» – рявкнул Оссэт.
Я поднял пленника и послушно понёс наверх. Служить у колдуна мне оставалось всего три дня, и думал я только о том, чтобы они скорее пролетели.
В сарае, в отличие от подвала, я не увидел ничего, кроме охапки соломы, и не у стены, а посередине. В глубине же стояли огромные ящики, грубо сколоченные из досок. Мне стало так жалко оставлять полумёртвого человека на земляном полу на худой колючей постилке и так захотелось нарушить проклятый договор и убежать, схватив пленника в охапку – тощий ведь, как щепка, лёгкий, как пушинка. Да и Наманна, верно, уже здорова…
Мельороллё тем временем пришёл в себя, окинул взглядом свою новую тюрьму, и его передёрнуло.
«Кунтан, ты правда хочешь оставить меня заживо на съедение свиньям?» – спросил он, и голос его впервые дрогнул.
«Каким ещё свиньям? Тут нет никого», – ответил я и подумал, что Оссэт в припадке гнева повредил пленнику голову.
«Ты не знаешь, что в этих ящиках?»
Разумеется, я не знал. Тут в одном из них пошевелилось и заворчало какое-то крупное животное. Звук действительно напоминал свинью, но разве же их держат в ящиках? Почему вообще звери находились в этих дощатых коробках? Верно, их привёз Оссэт. Да и кто же так перевозит свиней? Зверь между тем стал тревожно всхрюкивать и биться о стенку своей тюрьмы с такой силой, что та вот-вот должна была опрокинуться на пол.
Тут-то мне и вспомнились страшные байки о сойдах – чудовищах, завезённых змееголосыми. Они действительно приходились свиньям родичами, но были повыше на ногах и гораздо более поджарыми, оттого быстрее и ловчее наших. А ещё злее. Ну, ты ведь знаешь, что это за твари.
От мысли, что задумал Оссэт, меня замутило. Всё это время я творил зверства по его приказу, но травить и без того измученного пленника чудовищами… Убегая из сарая я не запер дверей, не затворил и ворот. Остановился я только в своём жилище. Как туда добрался – не помню. Устроил Мельоролё на своей кровати, осмотрел и понял, что дела его очень плохи, и мне такое не вылечить – надо бы доставить его в Ланоор, может, тайрские лекари смогут его спасти. Ещё я подумал, что здесь Оссэт будет искать меня (а значит, и его) в первую голову, и нам надо срочно спрятаться. А чтобы злобный колдун не вздумал мстить моей невесте, надо забрать с собой и её. Не медля, я поспешил к Наманне.
Подойдя к дому кузнеца, я увидел на окнах траурные занавеси, а на воротах начертанный углём символ скорби. Дверь мне открыл кузнец, постаревший и почерневший от горя.
«Где ты был?» – спросил он. – «Умерла Наманна…»
И заплакал. Я заплакал тоже, и спросил, как же так случилось. Разве лекарь не смог помочь?
«Не приходил он больше ни разу» – ответил мне убитый горем отец. – «Я когда неделю спустя понял, что обманул он нас, отправился в Ланоор, но не успел, и в живых Наманну более не застал».
Таким образом, не один, а сразу два тяжких удара судьбы обрушились на мою голову: любимая умерла, а я совершенно зря мучил человека, который и не сделал ничего, что заслуживало бы такого наказания – просто знал чуть больше Оссэта и отказывался открывать ему эти тайны. Теперь-то мне было ясно, почему!
Вернувшись домой, я понял, что никакой дороги тайрец не вынесет. Трудно было даже ожидать, что он переживёт ночь. Видимые раны я, как мог, обработал и стянул повязками, но что было поделать с внутренними? Мельороллё и не спал почти, кашляя и отплёвываясь кровью, а я пытался поить его лекарством, поддерживающим силы. Он спросил о Наманне, и я разрыдался, горюя и о моей любимой, и о его участи, умоляя волшебника о прощении и проклиная себя. К утру волшебник попросил меня постричь его. Я удивился такой просьбе, и Мельороллё рассказал мне о тайрских погребальных обычаях. Сначала я отказался, нельзя, мол, хоронить себя заживо, но лицо у него было уже не то, что бледное, а синее, и руки дрожали. Тут я окончательно понял, что чуда не будет.
Пока я щёлкал ножницами, Мельо, собравшись с последними силами, рассказывал, что у него есть брат-близнец и трое взрослых детей. Я спросил про жену, он улыбнулся и ответил, что скоро с ней увидится. О, это была жуткая улыбка предвкушения. Он уговаривал себя, что хочет смерти.
Зачем он мне это всё рассказывал, тратя последние силы? Наверное, чтобы не так страшно было умирать. Я похоронил Мельороллё согласно всем тайрским традициям: сжёг его тело и развеял прах. Я обрил волосы и положил их в погребальный костёр, кинуться же в пламя сам так и не решился. Я купил шёлковых лент и нашёл в роще дерево, на котором была привязана игрушка-ветерок, уже изрядно потрёпанная ветром и дождями.
Так я стал убийцей; желая спасти свою любимую, я замучил насмерть другого человека. Конечно, смертельную рану ему нанёс Оссэт, но я не только не помешал этому, а, напротив, две луны помогал. Я много раз думал, что надо было бежать с ним от Оссэта, когда тот уезжал за сойдами, что десятки раз я мог выкрасть Мельо из подвала, когда мой хозяин спал, но вернее всего следовало сразу отказаться похищать волшебника. Разве сдержит обещание спасти кого-либо человек, приказывающий сделать такое?
Так я убил твоего брата Мельороллё жестоким, мучительным образом, но, клянусь, не хотел этого. Я всё отдал бы за шанс заново прожить те луны. Прожить как человек, а не как трусливая скотина.
Бородач плакал и между судорожными вздохами прикладывался к кружке. Рассказ его сильно разволновал. Откровения эти произвели на Мельо самое гнетущее впечатление. История собственной смерти и так не самое приятное, что можно услышать, особенно если кончина насильственная и мучительная, так виновным в ней выступал Оссэт, его коллега и близкий друг. Волшебник поверил бы во многое, но представить Оссэта в такой кошмарной роли не мог. Да полно, тот ли это Оссэт? Мало ли по миру ходит тёзок? Однако из истории выходило, что он с тем волшебником некогда близко дружил. А чьё же имя тогда написано на праздничной растяжке?
– Кунтан, а этот Оссэт…
– Страниц, как ты понимаешь, он не нашёл, – Кунтан вскинул голову. – Зато каким-то образом достал остальную Книгу Мира и вызвал из неё Звёздных Демонов и Отродий Мглы. Это после того, как наши предки едва водворили назад мойоров, ха-ха; после того, как мир весь сорок лет умывался кровью. Вонючий паскудник, жидкая коровья лепёшка. Нашёл себе протеже среди незаконнорожденных отпрысков кай-тилфинонского дворянства и теперь властвует над всеми землями отсюда и до самого Сердца Севера. Тайрские города сокрыты чарами, чего не было со времён войн Змееголосых. С тайрцами у наших владык, видишь ли, дружбы не получилось. У старого паскудника теперь не один тупой говнюк-подручный – целая армия, а в плену полмира. И если им попадается кто-то из твоих соплеменников, то бедолаге приходится туго. Дерьмо холерное!.. Ну, так что, Дейтен-Оллё, будешь меня убивать? Черт, я же сжёг твоему брату ступни раскалённой кочергой. Если бы он выжил, должно быть, хромал бы всю жизнь…
– Вот что Кунтан, – начал Мельо, выдержав паузу. – Убить-то тебя дело не хитрое, и не сказать, что главное. Отомстить я хочу этому самому Оссэту, но никогда его не видел. Он ведь наверняка сегодня появится на главной площади, да? Вот и проводи меня туда, укажи эту сволочь. Ради моего покойного брата.
– Хорошо. Да. Как скажешь, – с жаром, не раздумывая, согласился бородач. – Ради мести я сделаю всё, что хочешь.
– Тогда расскажи мне всё о городе и его этих новых… правителях.
Таким образом, пару часов спустя Мельо оказался на главной площади Онривда (а волшебное зеркало перенесло его именно в этот город) в компании человека, считающего себя его убийцей. Для маскировки на тайрце поверх айхо была надета куртка Кунтана: такая же, как у большинства горожан. На лицо же благодаря незамысловатому заклинанию в никто не задерживал взгляд настолько долго, чтобы понять – перед ними тайрец. Вдвоём они пробирались сквозь толпу к высокому помосту в центре площади. Волшебник всё ещё не верил в предательство друга, полагая, что кто-то другой украл его имя и обличье.
– Скоро они появятся, – сказал Кунтан. – Каждый год церемония проходит одним и тем же образом: первыми появляются два демона звёзд, за ними – гвардия. Веришь? У такого подонка, как Корбгер Роддон – и личная гвардия! А затем уже наши владыки мира.
– А эти демоны… – начал Мельо. – Кто из звёздных демонов появляется на церемонии?
– За восемь лет я видел всех, кроме Щегла, – прозвучало невесело, но Кунтан добавил, – а замыкают шествие Отродья Мглы. Они тоже появляются по двое.
Мельо тихо выругался. Мир ждало на удивление кошмарное будущее. Остановившись перед самым помостом, убитый и убийца стали наблюдать за происходящим. Прошло ещё с четверть часа, прежде чем церемония началась. На помост вышли двое: худощавая женщина в лёгком, широком сизом плаще, лицо которой не отражало возраста и высокий парень, сероглазый и русоволосый, в фигуре и осанке которого было нечто дикое и величественное.
– Эта пара – Тресс и Равган. Стрекоза и Волк, третий и пятый звёздные демоны, – пояснил Кунтан Мельо. – Сейчас они обойдут помост и развернутся. Чтобы встретить своих хозяев. Насколько я знаю, баба вообще не в восторге от своей службы Оссэту, но поделать толком ничего не может, потому что он её призвал. А вот волчара напротив, проникся к подонку прямо-таки собачьей преданностью.
Тем временем настала очередь почётного караула. Гвардейцы в ярких пурпурных мундирах повторили путь демонов и спустились по лестницам на землю, взяв помост в кольцо. Демоны, оставшиеся наверху, произнесли приветственную речь-призыв. Она произвела впечатление на людей, и толпа внизу заволновалась.
И вот, наконец, на площади появились правитель и его придворный чародей. Корбгера Роддона Мельо никогда раньше не видел и толком не знал, кто это. Оказалось, человек средних лет, статный, с выразительными, правильными чертами, с короткой, аккуратной бородкой. Пожалуй, внешность его можно было бы считать приятной, будь у его лица другое выражение: не такое надменное, не такое самодовольное. Его сопровождал старик: благообразный, с длинной седой бородой. Он опирался на посох, но скорее из важности, чем дряхлости.
– А вот и эта падла, – сказал Кунтан на ухо тайрцу, но тот уже и сам понял.
Сердце Мельо упало. Он узнал Оссэта, несмотря на седину и морщины, избороздившие лицо и чужой, тяжёлый взгляд. Мысли в голове тайрца метались между двумя кошмарными идеями: или кто-то украл личину его друга (и, вероятнее всего, убил хозяина башни Лун) и теперь творит зло от его имени, или он – вероломный предатель, во что Мельо не хотел верить.
– Что будешь делать, Дейтен-Оллё? – спросил Кунтан.
– Где он живёт? Надо подобраться к нему, когда рядом не будет столько людей, – Мельо окинул взглядом толпу и поражённо замер.
Кунтан проследил его взгляд и смачно выругался.
В нескольких шагах от них стоял Оссэт, тот Оссэт, которого Мельо хорошо знал, и поиски которого привели его в будущее. Тот, кто может дать происходящему объяснение.
– Идём к нему, – скомандовал тайрец. – Это внешнее сходство вовсе не случайно.
Бородач устремился вперёд, прокладывая путь сквозь толпу, а волшебник следовал за ним. Несколько минут спустя они оказались позади Оссэта, и чародей похлопал его по плечу, а Кунтан схватил за локоть.
– Что за… – начал было Оссэт и осёкся. – Мельо!
– Мельо?! – поражённо повторил Кунтан.
– Нам нужно найти тихое уединённое место для беседы, – сказал волшебник. – Надо многое прояснить.
– Значит, этот человек украл твою личину, живёт и творит зло под твоим именем? А ты пытаешься выяснить свою судьбу, чтобы предотвратить это, вернувшись в настоящее?
– Значит, ты Мельороллё? Но как такое возможно, я же сам сжёг твоё тело на костре… А ты Оссэт, но не та сволочь, которая сделала из меня палача, язви меня в зад, и убийцу, а мою Наманну бросила умирать безо всякой помощи?
– Значит, сегодня утром ты проснулся с похмельем, провалами в памяти и решил спросить меня, по какому поводу была пьянка? Раз ты прыгнул в будущее даже не задумавшись, что делаешь, то на празднике кроме огрской водки была в достатке ещё и мойорская сода!
Мельо вздохнул. Разговор получался сумбурным и бестолковым. Вот уже второй час они сидели в бедной квартирке, которую снимал Кунтан, и пытались объясниться. Получалось плохо, потому что вопросов у каждого было намного больше, чем ответов.
– Значит так, – сказал тайрский волшебник. – Да, меня зовут Мельороллё. Я прибыл сюда из того времени, когда все те ужасные события, о которых ты, Кунтан, рассказывал, ещё не случились. И я намерен их предотвратить. Потому что умирать не хочу. Нет, Оссэт, это было не похмелье и тем более не вукку.
– Ну, значит, опиум или там грибы фей! Говорят, если их переесть, здорово отшибает память.
Мельо поднял глаза к потолку.
– Оссэт, за годы жизни в башне Лун я сколько раз употреблял всё то, что ты перечисляешь?
– Ладно, ладно, не кипятись. Но раз ты сам так не расслабляешься, тебе это кто-то должен был подмешать? Уж не меня ли подозреваешь?
– Я бы на его месте – подозревал, – вставил слово Кунтан. – Так, а кто же тогда такой этот хрыч при Корбгере?
– Я тут именно для того, чтобы это выяснить и не позволить ему творить зло от моего имени, – заверил Оссэт.
– Выходит, цели у нас схожие. Если моя помощь может изменить случившееся, я готов на всё! Я долгие годы молил богов о том, чтобы они дали мне шанс исправить ошибку.
– Что ж, – сказал тайрец. – Тогда нам нужен план.
– Да, вот только… – Оссэт умолк на пару мгновений. – Скажи, Мельо, ты ведь веришь мне? Или полагаешь, что я подмешал тебе в еду дурман…
– Тебе, Оссэт, придётся всё мне рассказать и объясниться. Ты многое от меня скрывал, и я не понимаю, почему, – Мельо поставил локти на стол и сплёл пальцы. – Но не сейчас. Я верю, что ты не стал бы похищать меня и пытать, не бросил бы без помощи больную девушку. Знаешь ли ты, как зовут человека, который украл твою внешность и имя?
– Нет, – покачал головой Оссэт. – Этого я не знаю.
– Где он живёт?
– В Ксайкале, замке Онривда, – ответил Кунтан. – Это все знают. Видел, наверное, башни, поднимающиеся из-за внутренней стены?
– Можно ли попасть внутрь?
– В Ксайкаль нелегко попасть простому человеку. По сути, это сердце города. Фасад замка направлен на восток – там, в главной парадной зале Корбгер проводит аудиенции. Сам понимаешь, принимает он не обычных горожан. В южном крыле, по слухам, располагаются его личные покои. В северном – покои Оссэта, – Кунтан запнулся и выразительно посмотрел на волшебника, у которого злодей украл имя.
– Лже-Оссэта, – поправил тот и понимающе кивнул.
– В самой высокой башне – северной, располагается обсерватория. И смотровая площадка. Ещё лет пятнадцать назад в солнцевороты туда пускали посетителей. При Корбгере это прекратили. В подвалах, говорят, расположены темницы. В западной пристройке – кухня, комнаты слуг…
– А где находятся казармы стражи? – спросил Мельо.
Кунтан пожал плечами.
– Кто поставляет в замок провизию и всё необходимое для жизни? Ходят ли в город слуги?
Рассказ Кунтана вышел не особенно подробным. Большую часть припасов в замок поставляла гильдия купцов, и покидали замок слуги не часто, а если это случалось, их сопровождал кто-нибудь из демонов, и вряд ли получилось бы украсть у них обличье, но вот отвести глаза и смешаться сначала с торговцами, а потом с замковыми слугами – запросто. Если, конечно, избегать встреч с сущностями, призванными Книгой Мира.
Дальнейший план действий родился очень быстро. Кунтан, как местный житель, вызвался выяснить день следующей поставки товаров в Ксайкаль. Мельо с Оссэтом должны были проникнуть в замок и выяснить всё о мерзавце, присвоившим чужое имя, а затем вернуться в своё время и помешать ему воплотить преступный замысел. Кунтан тоже рвался в замок, и Мельо готов был взять его с собой, но Оссэт с большим трудом отговорил обоих от этой идеи.
– Мы пойдём на разведку, а не в бой, – сказал он. – Нет нужды в большом отряде. Мы с Мельо – волшебники, знаем больше и о возможных ловушках, и на что стоит обратить внимание.
Проникнуть в замок оказалось намного легче, чем предполагал Мельо. От колдовства Ксайкаль, как ни странно, почти ничего не защищало. Конечно же, на все входы были наложены сторожевые заклятья, но на удивление никчёмные.
– Оссэт, тебе не кажется странным, что этот колдун, кем бы он ни был, так плохо заботится о безопасности? – спросил друга Мельо, когда они, дождавшись ночи, пробирались по пустынным коридорам в северное крыло замка. – С его охранными заклинаниями справится даже ребёнок!
– Это ты, Мельо, был талантливым ребёнком, поэтому так и говоришь, – возразил Оссэт. – А он – нет. Думаю, он вообще не очень способный к магии, этот лже-Оссэт.
– Как же он тогда добился своего положения? Как вызвал Демонов Звёзд и Отродий?
– Не знаю, – Оссэт только пожал плечами. – Но их присутствие объясняет, почему в замке так мало защитных чар.
Они ещё некоторое время петляли тёмными переходами, пока не остановились возле двери, окованной небесным металлом. На её деревянных частях были вырезаны стройные ряды магических глиф.
– Ого! – Оссэт даже присвистнул. – А ты переживал, что соперник попался слишком слабый.
– Думаешь, эта зачарованная дверь ведёт в покои придворного колдуна? – спросил Мельо.
– Так давай вскроем замки и выясним! – пожал плечами Оссэт.
Волшебники внимательно оглядели дверь и прочли все надписи. Затем Оссэт одновременно нажал на две небольшие пластинки небесного металла на каждой створке двери, а Мельо сделал руками сложный колдовской жест, и они хором прочли заклинание. Дверь тихо отворилась, и Оссэт заглянул внутрь, а затем нерешительно оглянулся на друга.
– Ты только посмотри, что там!
Мельо заглянул внутрь, и тут же получил толчок в спину такой силы, что растянулся на полу. Сзади лязгнули замки.
– Оссэт! – забыв про всякую осторожность, крикнул волшебник. – Оссэт!
Никто не отозвался, тайрцу только послышались спешно удаляющиеся шаги. Нет, не может этого быть. Мельо отказывался верить в произошедшее. Обернувшись спиной к двери, чародей огляделся.
Он оказался просторном круглом зале. Под высоким потолком – галерея. На цепях тяжело покачивался магический светильник – комок холодного, приглушенного света. Тусклый и неприятный, он искажал цвета и тревожил душу. Волшебник опустил глаза на пол: на плитах была начертана странная магическая схема – два треугольника составляли звезду с лучами разной длины.
Мельо остался один перед дверью, открыть которую мог только вдвоём с Оссэтом, потому как для нужной колдовской формулы требовалось четыре руки. А Оссэт – что? Оказался именно тем, о ком говорил Кунтан. И не в будущем, а прямо сейчас. Он не стал здесь предателем, а просто открыл намерения. Ну, что ж: за это ему придётся ответить. Даже самую крепкую дверь можно сломать. Тайрец обошёл зал вдоль стен. Больше проходов на этом уровне не было.
Отступив на несколько шагов, Мельо глубоко вдохнул и принялся читать заклинание. Вот он вскинул руки; от раскрытых ладоней по воздуху пошла набирающая мощь волна и разбилась о дверь, не нанеся той заметного вреда. Зато неизвестная сила причинила его волшебнику: навалилась чудовищная усталость, даже дыхание сбилось. Кроме того, в комнате изменилось освещение. Мерзкий холодный свет, искажающий оттенки, теперь тянулся струнами к углам колдовской фигуры на полу. Мельо поднял глаза наверх: светильника больше не было. Теперь на цепях качался тёмный шар, который оседлало изящное создание, словно сотканное из чёрного дыма. Глаз у существа не было – на их месте в голове зияли сквозные дыры.
– Уккубу! – вырвалось у тайрца: теперь причина внезапного упадка сил стала понятна.
Он немедленно запустил в демона огненный шар – не причинить вред, так хоть проверить догадку. Она оказалась правильной – демон Бездны остался невредим. Он широко открыл пасть и сожрал снаряд, а Мельо опустился на пол – так сильно закружилась голова.
С галереи раздался злорадный смех.
– Ну, здравствуй, коллега! – на перила облокотился старый Оссэт, а которого Мельо недавно видел на площади. – Добро пожаловать! Будь как дома! Не ждал встречи…
– Ты!..
– Познакомился с уккубу? Правда, я хорошо придумал?
– Что придумал, старый ты осёл? Сможешь ты сладить с силой, которую призвал?!
Оссэт снова рассмеялся.
– Старый осёл, говоришь? А ведь ты старше меня на сто девять лет, и, поди ж ты – увяз, как мошка в паутине, – он покачал головой. – И теперь тебе придётся сказать мне, где же находятся вырванные страницы Книги Мира
– Этого я не знаю, – честно ответил Мельо. – Спрашивай у тех, кто эти годы, по крайней мере, жил.
– Ах, и правда ведь, незадача! Ты не жил последние… – старик переспросил у кого-то, наверное, молодого Оссэта – Пятьдесят девять лет. Что же ты теперь сделаешь? Вся твоя магия, тайрец, теперь моя.
– Да с чего бы это? – Мельо насмешливо фыркнул, хотя ничего весёлого не было. – Ты правда рассчитываешь, что уккубу будет делиться с тобой запасами кристаллов Бездны?
– Договор, коллега, – старый Оссэт вздохнул. – С Бездной всегда можно заключить договор.
Мельо сложил руки на груди, сделал несколько шагов назад и сел на пол, облокотившись спиной о стену.
– Предположим. Но со мною ты договора не заключал.
Старик рассмеялся.
– Тайрец угрожает мне, что не будет колдовать! Ну и дела! Скорее уж карась освоит чистописание. Да тебе, коллега, ничего кроме магии и не остаётся.
Уже наутро стало понятно: Оссэт вовсе не шутил. Каменный зал был совершенно пуст. А это значило: колдуй или замёрзни, потому что приближается онривдская зима, ранняя и морозная; колдуй или умри в грязи, ты не канарейка, чистить твою клетку никто не будет. Даже воду, оставленную на перилах галереи, приходилось снимать магией. Когда Мельо, будучи уже на грани обморока от голода и усталости, снял миску с едой, ему захотелось плакать: горсть жёстких зёрен, которые сначала нужно приготовить. Конечно же, опять призвав на помощь магию. Жизнь кончилась – началось существование.
Мельо сидел на полу, облокотившись спиной о стену, и устало смотрел на жемчужину из венца демона-хранителя под потолком. За тот срок, что волшебник провёл в плену, уккубу уплотнился, стал активнее и будто бы даже повеселел. Под черным шаром, занавесью из бусин – его сокровища, кристаллы Бездны, выращенные из жизненных сил тайрца. Мельо потерял счёт времени, и запасы демона служили ему своеобразным календарём. Кроме того, волшебник привык сосредотачиваться, глядя на кристаллы – украденная у него сила хотя бы помогала думать. Она же напоминала о цели – вырваться из плена.
– Приветствую, коллега! – окликнул его с галереи старый Оссэт. – Должен тебя поблагодарить: вчера я выиграл пари. Мы спорили, как долго у тебя получится сохранять чистоту и опрятность. Сегодня мы заключили следующее.
– Сукин же ты сын! – в голосе Мельо звучало горькое веселье. – Мало тебе? Пришёл поиздеваться? Я не Хозяин Огня, но тут и не надо провидческого дара: однажды кристаллы Бездны уккубу сделает из тебя!
– Мне принять это как ещё одно пари?
– Как неизбежное!
– О, коллега, угрозы от человека, который, не цепляясь за стену, не может стоять – несерьёзны. Может, всё-таки скажешь, где утраченные страницы? Тогда…
– Отпустишь, что ли?
Оссэт вздохнул.
– Тогда я дам тебе готовую – да что, там! – горячую пищу и одеяло…
Мельо истерически рассмеялся и поднял руку, сложив пальцы в непристойную фигуру. Старик в ответ окатил пленника холодной водой – ему-то безднец колдовать не мешал.
– Ты всё-таки подумай ещё раз, сподручно ли тебе кашеварить самостоятельно, – посоветовал Оссэт и ушёл с галереи.
Мельо, мрачно выругавшись, принялся стаскивать с себя и выжимать одежду. Сбежать из плена и отделаться от уккубу нужно как можно скорее. Так он долго не протянет.
План побега у Мельо и не мог сложиться: он слишком мало знал о Ксайкале. А вот заклинание, освободившее его от уккубу и одновременно отпёршее тюрьму, волшебник не изобрёл – выносил, как героини легенд Избранного ребёнка: в страхе и тайне. Он старательно прятал искорку идеи, чтобы никто – ни Оссэты (а он пару раз видел и молодого, когда те приходили за кристаллами Бездны), ни их слуги, оставлявшие ему воду и еду, ни безднец – не догадались о её существовании. И, как песчинка в раковине становится жемчужиной, случайная догадка стала стройной формулой, выверенной и рассчитанной, как чертёж телепортатора. Право на ошибку у Мельо не было – только единственная попытка, которая либо вернёт ему свободу, либо …
Одним утром (Мельо предполагал, что снаружи день только начинается), план был приведён действие. Начиналось заклинание так же как то, которым тайрец снимал с перил миску с водой. Уккубу привычно разинул рот и чуть подался вперёд и вниз. Демона подбросило вверх, словно в пасть ему влетел выпущенный из пращи камень. Безднец несколько раз перевернулся спиной вперёд вместе со своим насестом, а затем его втянуло в стремительно уменьшающийся шар. Некоторые кристаллы Бездны всосало следом, другие посыпались вниз. Их подхватил порыв силы и швырнул в дверь, которая мгновение спустя осыпалась древесной трухой и покорёженными кусочками небесного металла.
Последний кристалл Бездны Мельо сжимал в руке. Лёжа на полу, волшебник смотрел, как оседает пыль. Запоры на клетке были сломаны, но выйти из неё сил уже не осталось. Дышать – и то тяжело. Он избавился от уккубу и проложил себе дорогу, но идти не сможет. А когда сюда явится Оссэт, рассказ Кунтана повторится. Мир вокруг Мельо померк.
Тепло. Тепло стало первым впечатлением Мельо, когда он снова осознал себя. Вторым – мягкая постель. Настоящая – с простынёй и одеялом. Больше того – с подушкой. Третьим – запах варёного мяса, в один миг пробудивший зверский голод. Аромат не приносило издалека – густой, горячий, сводящий с ума – определённо, готовили совсем рядом. Волшебник рывком вскочил, в глазах у него тут же потемнело, и он рухнул на пол.
Мельо пришёл в себя уже сидя на кровати. Ушибленный лоб саднило. Божественный дурманящий аромат стал ещё гуще – он валил в приоткрытую дверь клубами пара. Видимо там располагалась кухня. Волшебник обвёл глазами комнату. Она казалась смутно знакомой. Рядом с ним на кровати сидел человек, очень коротко стриженный, с так сильно заросшим щетиной лицом, будто начал отпускать бороду. Очевидно, он же и поднял волшебника, а теперь смотрел на него с тревогой.
– Может, ляжешь? Куда ты хотел пойти?
Мельо покачал головой, а в животе у него громко заурчало.
– Значит, выздоравливаешь, – незнакомец усмехнулся. – Раньше запах еды тебя с постели не поднимал.
– Раньше? – переспросил Мельо. – Давно я тут?
– Да вторую неделю уже как. Можно сказать, ты всё это время проспал.
Он вышел из комнаты и вернулся с пиалой, над которой поднималась дымка умопомрачительного аромата, и куском хлеба. Восторгу Мельо не стало предела: мясо, взаправду мясо, среди наваристого бульона подобное золотому самородку на дне реки!
– Не обожгись только, – незнакомец снова по-доброму усмехнулся. – Узнал меня?
Чародей снова покачал головой.
– Я – Кунтан.
Теперь Мельо вспомнил. И своего спасителя, и квартиру, где они втроём с Оссэтом строили планы, и всё, что было потом. Волшебник не мог вспомнить только, как он снова здесь оказался. Еда была и правда слишком горячей, чтобы проглотить в один миг, и пока тайрец с ней расправлялся, Кунтан рассказывал ему свою историю с их последней встречи.
Когда ни Мельо, ни Оссэт не вернулись, он понял: что-то пошло не так. Сбрив волосы и бороду, Кунтан отправился в Ксайкаль. Попасть в замок стоило многих трудов, но, в конце концов, повезло – он стал рабочим на кухне. Быстро освоившись и зарекомендовав себя дельным работником, Кунтан принялся выяснять, что же случилось с волшебниками. Однажды он увидел Оссэта, свободно разгуливающим по замку – даже отдающим приказы слугам – и окончательно укрепился в своих подозрениях. С тех пор он принялся искать Мельо, уже не сомневаясь, что тайрец в плену. Это было небезопасно – как простой кухонный рабочий объяснит, что делает далеко от места своего труда? Но Кунтан не сдавался. Однажды он нашёл дверь, окованную небесным металлом и покрытую таинственными письменами. Открыть её не представлялось возможным, и тогда Кунтан нашёл проход на галерею. Он не видел Мельо, но подслушал один из разговоров старого Оссэта с тайрцем и смог разглядеть уккубу. Не зная, как помочь волшебнику, он всё равно приходил к двери в надежде, что Мельо однажды сможет её сломать. Когда это случилось, Кунтан оказался рядом. Он и вынес волшебника из Ксайкаля.
– А погоня? Неужели не было? – спросил Мельо.
– Была. И какая! Замок стоял на ушах. Беглеца, то есть тебя, искали и люди, и Звёздные Демоны, и Отродья Мглы.
– И как же ты выбрался со мной оттуда?
Кунтан замялся, подбирая слова.
– Кажется, они нас отпустили. Когда я прятался от погони в очередном закутке, на нас наткнулся Тигр. Готов поклясться – он видел нас, но сделал вид, что нет.
– Интересно, – пробормотал Мельо. – Но Оссэты же не успокоятся. Не сегодня–завтра, придут сюда.
Волшебник зевнул.
– Главное, чтобы они не нашли тебя раньше, чем ты поправишься, – сказал Кунтан. – Отдыхай. Пока я не видел признаков опасности.
– Кунтан, а сколько времени я провёл в Ксайкале? – спросил Мельо.
– Полгода. Я ни разу не видел человека, который смог прожить столько с уккубу.
– Будем надеяться, никому больше и не придётся.
Близкое знакомство с безднцем оставило свой след – чудовищный упадок сил. Первое время Мельо только и делал, что спал и ел. Просто теперь он запоминал, как посыпался, беседовал с Кунтаном. А разговаривали они очень много. Обо всём. Оставалось только изумляться и ужасаться тому, что этот человек когда-то по приказу Оссэта похитил и пытал Мельо. Но время шло, силы возвращались, бодрствовал он всё больше. Разыскивающие его приспешники Оссэтов не появлялись, что было даже странно, ведь их союзник, Корбгер Роддон, мог и просто послать гвардию.
Однако было нечто, приводящее волшебника в отчаяние. Магия. Сперва он вообще не мог колдовать. Помнил все заклинания, все жесты и формулы, но когда дело доходило до их применения, сознание сводило судорогой ужаса, и перед внутренним взором появлялась изящная фигурка, сотканная из тьмы. Мельо досадовал и ругал себя за трусость. А потом за то, что слишком мало знает об уккубу и их влиянии на людей. Так продолжалось, пока однажды он в злом азарте не поджёг щелчком пальцев свечу. И – ничего не случилось. В глазах не потемнело, голова не закружилась, безднец в комнате не воплотился. В тот же день Кунтан сообщил, что видел в городе расклеенные плакаты о розыске с портретом тайрца. И отряды гвардейцев.
– Вот и кончилась передышка, – вздохнул Мельо.
– Что будешь делать?
Машина времени, расположенная в самом простом, непримечательном домишке Онирвда – разве это не странно? Разве не подозрительно, что люди Оссэтов и Корбгера Роддона её не стерегут? Впрочем, стерегут – вон снаружи послышался топот сапог, и дверь сотряс первый удар. Долго она не выдержит. Мельо стоял в пентаграмме перед зеркалом.
– Может, всё-таки пойдёшь со мной? Тебя ведь убьют.
Кунтан мотнул головой. В своём решении он был непреклонен.
– Это твоя эпоха. Я тогда даже не родился ещё. Иди один. Выиграю тебе немного времени.
– Но это же самоубийство! Ты спас мне жизнь – как я могу тебя здесь бросить?
– Я просто исправлял то, что сотворил. А теперь… это мой шанс закончить жизнь как человек. На него я не мог и рассчитывать. Мельо! А что, если я сломаю машину, когда ты уйдёшь? Тогда Оссэт не сможет за тобой последовать.
– Не стоит. Я сам с ней управлюсь. Спасибо тебе, Кунтан. В твоей эпохе я обрёл лучшего друга, чем потерял. Там, в своей эпохе, что я могу сделать для тебя?
– Оссэт непременно найдёт дорогу обратно. Я знаю. Если ты можешь, то, пожалуйста, не дай мне стать его подручным.
– Хорошо. Я сделаю всё, что можно.
– Прощай, тайрский чародей Мельороллё.
– До встречи, Кунтан.
Комната под крышей башни Лун не изменилась: здесь и времени-то прошло гораздо меньше. Едва появившись на пентаграмме, Мельо тотчас взялся за зеркало. Он изменил угол наклона и повернул резные ручки и розетки на раме – не украшения, отнюдь! И снова отправился в другую эпоху. Таких прыжков туда-сюда он совершил несколько, а затем вернул все настойки машины времени, но перевернул зеркало. Тугие струны лучей немедленно погасли. Тяжело вздохнув, Мельо отправился вниз.
Волшебник не ходил в башню много дней. В это время он лечился (жизненных сил из него высосали немало) и перечитал всё, что нашёл в библиотеке об уккубу. Однажды он смог его победить, теперь следовало найти способ защититься. Он внимательно обыскал комнаты Оссэта и убедился – травил его именно он жуткой смесью из самых разных дурманов. Мойорская сода в этом списке отсутствовала скорее всего по нелепой, но счастливой случайности.
Он вернулся в комнатку под крышей башни Лун, и как следует её подготовил: в первую очередь, надёжно укрепил дверь. Выбить её изнутри теперь даже с помощью магии стало не так-то просто. Перевернув зеркало, Мельо принялся ждать. Скоро воздух над пентаграммой заколебался и в её центре воплотился Оссэт. Он очень удивился, увидев Мельо, но поздоровался с очень хорошо сделанной радостью.
– И тебе не хворать, – кивнул тайрец.
– Мельо, ты чего? Не с той ноги встал? Или обижаешься, что я не показал тебе машину времени? Так я…
– В самом деле, Оссэт, для чего тебе машина времени и почему ты её скрываешь? Что ты там делаешь, в других эпохах? Вот что ты делал, согласно настройкам, в четыреста двадцать третьем?
– Я… постой, сегодня разве не пятнадцатый день осени триста шестьдесят третьего?
– Семьдесят восьмой лета шестьдесят четвёртого. А что?
Лицо Оссэта на несколько мгновений застыло, как восковая маска. Потом на нём волнами пробежали недоумение, осознание и негодование, которое сменила злость.
– Ты… ты пользовался машиной времени! Более того, ты разрывал световую цепь! Ты хоть знаешь, что ты наделал?! Подонок! – взъярился колдун.
– Что-то забыл, да? – с язвительным участием поинтересовался Мельо. – А я бы никогда не стал так поступать, если бы не обнаружил, что ты травишь меня целой смесью наркотиков. Вот уж правда потрясающее открытие! Жаль, что не единственное.
– Что за беспричинная бездоказательная клевета!
– У меня есть доказательства.
– Ты… ты прыгал за мной в будущее!
– Там-то у меня глаза и открылись. Я теперь понял, откуда ты берёшь такие вещи для своих опытов, – Мельо показал кристалл Бездны, тот самый, состоящий из его собственных жизненных сил.
– Ещё и воруешь у меня материалы, ублюдок?! И почему ты мне не попался там, в четыреста двадцать третьем, а?!
Оссэт продолжал вопить ещё какие-то ругательства, но главное Мельо уже понял: бывший друг не возвращался назад, пока тайрец и сам был в будущем. А значит, не помнит и о встречи с Кунтаном, ведь если возвращаться через машину времени с изменившимися настройками, память о пребывании в чужой эпохе стирается.
– Лупоглазая тварь!
Следом прозвучало боевое заклинание. Мельо успел увернуться, и огненный шар разбился о стену. В тайрца полетел следующий. Он ответил тем же, и, не дожидаясь новых атак, выскочил за дверь. Заперев комнату с машиной времени снаружи, Мельо прочитал заклинание, усилив его действие кристаллом Бездны. Таким замком по праву могла бы гордиться любая сокровищница: при всей простоте, его было крайне трудно сломать. Сколько времени на это понадобится Оссэту, Мельо решил не проверять, прихватив заранее собранные вещи, он покинул башню Лун со смешанным чувством, ведь за многие годы привык считать её домом.
Это одна из самых молодых глав Нетленки. До текущей переборки её просто не существовало. И она получилась... неоднозначной. С одной стороны, она мне нравится. По форме это такая мрачноватая матрешка в коробке игрушек. Нравится как история - она как по мне делает отношения друзей сложнее, потому что для Кунтана дружба началась с проделок Оссэта, для Мельо тоже, но есть нюанс. Нравится линия альтернативного Кунтана. С другой, там есть к чему придраться:
Во-первых, глава не только длинная, но и чрезвычайно насыщенная. Мне иногда кажется, что недурно было бы расширить её до крупной повести. Потому что так, как есть история имеет ряд белых пятен в логике, да и есть очень любопытные события, пунктирно обозначенные в пересказе, а были бы хороши полноценными сценами. Но даже если я однажды пойду на это, будет спин-офф,а мне нужна глава в Нетленке. И бить ёё на части мне кажется неправильным.
Во-вторых, я сейчас недовольна расположением машины времени. Почему не во дворце? И вообще, тема этих машин требует отдельной проработки. Очевидно, что это не тот объект, который может построить любой желающий.
В-третьих, проседает мотивация Оссэта. Его чувства я понимаю: тщеславие, жажда власти, страх смерти, зависть к коллеге. Но от меня ускользает его желание. Чего он конкретно хчет достичь?
В четвертых, неясно, почему за Мельо после побега нет сразу погони. Пока это "ой, как удобно"(с)
А ещё я сильно задумалась: хватает ли Нетленке описаний? Потому что с одной стороны мне кажется, что хватает, а с другой - текст выглядит та, будто их реально немного.
Этим поздним утром Мельороллё, которому башня Лун последние годы заменяла дом, с трудом вырывался из объятий сна. Отдых чародея давно перестал быть приятным. Его преследовали смутные кошмары, несколько раз колдун просыпался во сне. Когда же наконец ему удалось разлепить глаза, никакой бодрости волшебник не почувствовал: только жажду и призрак страшной головной боли. А ещё прошлый вечер полностью пропал из памяти.
Полегчало Мельо, когда он умылся и выпил с полведра воды. Бодрости он так и не почувствовал, зато не было и усталости. Что до провалов в памяти, чародей рассчитывал их заполнить со слов хозяина башни, и направился прямиком к нему. Такие приступы последнее время случались с тайрцем всё чаще, и друг ему всегда помогал восстановить воспоминания.
Мельо был настолько коротко стрижен, что на затылке виднелись несколько тёмных прядей среди седых волос. Новая прическа по традиции его народа - знак огромной перемены в жизни. Одежда волшебника была простой, небогатой, во всём обычной, кроме айхо – широкой летней тайрской куртки без застёжек с половинным рукавом, сшитой из больших лоскутов разного цвета.
Колдун прошёл сквозь лабораторию, в которой работал сам, через оранжерею, заглянул в библиотеку.
– Оссэт! – позвал он.
В ответ – тишина. Волшебник обошёл в поисках весь дом и парк, окружавший башню. Он прожил здесь двенадцать лет, а Оссэта знал двадцать пять – и никогда ещё тот не пропадал без предупреждения. Тайрец обошёл даже личные покои друга: его спальню, кабинет, лабораторию. Чародея нигде не было. И тут Мельо заволновался по-настоящему. Что-то случилось ночью, пока он мучился тяжёлыми, безрадостными сновидениями. Оставалось только одно место, где он ещё не искал – комната под самой высокой крышей.
Сотни ступеней связывали небольшие комнатушки на разных ярусах башни Лун. Мельороллё заглянул в каждую. Друга нигде не было. Наконец он преодолел последний пролёт и остановился перед запертой дверью.
– Оссэт! Оссэт, ты здесь? – позвал тайрец.
Никакого ответа. Мельо крикнул громче, постучал в дверь локтем. Снова тишина. Тогда колдун прикоснулся к замочной скважине и произнёс заклинание. Раздался щелчок и дверь отворилась.
– Оссэт?
Мельо заглянул в комнату. Внутри не было никого. Посередине стояла огромная ваза с прозрачным золотистым маслом, а за ней большое зеркало в подвижной раме; на полу же вокруг вычерчена сложнейшая пентаграмма. Из единственного не завешенного плотными шторами окна пробивался яркий луч солнца. Всё вместе это составляло колдовскую машину, способную переносить людей сквозь пространство и время.
– О, Оссэт…– пробормотал Мельо.
Тайрец подошёл к зеркалу и внимательно осмотрел его. Солнечный луч, прошедший через вазу, отразился в зеркале, но не совсем так, как от обычного посеребрённого стекла: собравшись в пучок, он туго натянутой струной перерезал комнату и отразился в другом зеркале, а затем ещё и ещё, и, наконец, луч снова ударил в сосуд с маслом. Стены комнаты в глазах Мельо смазались и поплыли, голова закружилась, а тело будто стало невесомым.
Когда же всё стало на свои места, тайрец оказался в совсем другой комнате. Здесь была такая же пентаграмма и зеркало, и сосуд со светящимся маслом. Окна были плотно завешены грубым полотном, через щели в двери пробивался дневной свет, и доносились возбуждённые голоса. Поколебавшись пару мгновений, волшебник открыл дверь и выглянул наружу.
Он оказался в большом городе, охваченном возбуждением, одновременно радостным и тревожным. Будто бы старинный праздник проходил в стране, относительно недавно пережившей переворот и смену власти, и эта новая власть немедленно учредила своё торжество – но в прежнюю дату.
Одежда горожан отличалась от той, которую привык видеть волшебник, и уж тем более не походила на его рабочий айхо, сшитый из остатков разной ткани. Куртки местных были и уже, и короче, и имели длинные рукава, навязанные от середины локтя. Казалось, слиться с этой странной толпой у тайрца не было никаких шансов, но никто не обращал на него внимания, и колдун отправился вместе с людским потоком, пытаясь понять, куда же его вслед за Оссэтом (если он и правда здесь) занесло волшебное зеркало.
По случаю праздник город был украшен – в окнах вывешены фонари, которые зажгут к ночи, через улицу протянуты гирлянды цветных флажков. Встречались и праздничные перетяжки. На большинстве полотнищ были начертаны знаки удачи, богатства и процветания, но попалась и такая, которой Мельо раньше никогда не видел. Она гласила: «Счастья и долголетия Корбгеру Роддону!». Мельо понятия не имел, кто это, и где ему теперь искать Оссэта. Он даже не знал, в какой город и в какое время угодил.
Неосторожно было так опрометчиво использовать машину времени под крышей Башни Лун. Надо было подготовиться к предстоящему походу сквозь ткань мироздания, но тайрец и беспокоился о друге, и самоуверенно надеялся на свой колдовской дар. Вот ему попалась очередное праздничное полотно, и сомнения в душе волшебника снова растаяли. Он остановился и широко улыбнулся. Перетяжка гласила: «Почёт и хвала Лун Оссэту, великому чародею!». Его друг всё-таки смог добиться своего!
– Эй! – кто-то внезапно схватил Мельороллё за локоть. – Чего стоишь лыбишься? Дурной? Смерти хочешь?
– Что? – тайрец обернулся.
Вцепился в него немолодой бородач, высокий и хмурый. Мгновение спустя глаза незнакомца стали поражённо-круглыми, будто бы ему при дневном свете встретился призрак.
– Какое сходство! – поразился он. – И это не потому, что вы, тайрцы, все на одно лицо! Должно быть, ты и есть его брат.
– Чей? – в свою очередь спросил Мельо.
– Пошли, разговор есть, – вместо ответа кивнул бородач. – Да и нельзя тебе так запросто разгуливать днём по улицам.
В крайнем замешательстве, изрядно приправленном любопытством, волшебник последовал за странным незнакомцем. Несколько минут спустя они оказались в тёмном полуподвальном зале пивной.
– Я тебя сразу узнал. С первого взгляда, – бородач отхлебнул медовуху из кружки. – Ты Дейтен-Оллё.
– Нет, – возразил волшебник и хотел представиться, но незнакомец его перебил.
– Вот так всем и говори, – одобрил он. – Мир большой, мало ли в нём седых зеленоглазых тайрцев. Жаль, я так и не увидел тебя с братом вместе. Веришь, нет – прожил полвека почти, а двух близнецов встретить так и не довелось, чтобы рядом вот стояли два одинаковых человека. Только тебя и брата твоего, Мельороллё…
И тут волшебник по-настоящему насторожился. Его с детства не путали с братом, хотя они действительно были двойней, но много лет жили вдали друг от друга. Мало того: этот городской сумасшедший, видимо, когда-то встречался с ним. Тайрцу выпал редкий шанс узнать свою судьбу.
– А как же вас зовут, уважаемый? И как вы познакомились с моим братом? – спросил он.
Бородач отхлебнул из кружки, немного помолчал, будто бы принимая какое-то решение, и тяжело вздохнул.
– Кунтаном меня звать, – сказал он наконец. – А что до нашей встречи с твоим братом… Всё расскажу. Во всём сознаюсь. Шутка ли – тридцать лет носить на сердце камень. А ты уж потом решай, убивать меня будешь, или дальше мучиться оставишь. Потому как брат твой был человеком исключительной стойкости. Я же был дураком и сделался редким ублюдком.
Почти тридцать лет – даже не верится, что прошло так много!.. Я тогда был совсем молод. И глуп, как пробка. Иначе бы не случилось всего этого дерьма. Родом я сам из Ореховой Лощины, что неподалёку от Льотля-на-Соале, но в то время меня занесло в Колунару. Конечно же, ты знаешь это поселение недалеко от Ланоора. Я прожил там год, и без памяти влюбился в Наманну, дочь кузнеца. Никогда, никогда мне не забыть трёх людей в этой жизни: мать, твоего брата и Наманну. Я любил её, как в старых песнях. Мир без неё переставал существовать. А Наманна… Наманна отвечала мне взаимностью. И отцу её я пришёлся по нраву. Мы уже стали выбирать удачный день для свадьбы, когда невеста моя внезапно слегла. Никто не знал, что это за болезнь. Порешили звать лекарей, а в Колунару как раз поселился целитель и чародей по имени Оссэт. Он осмотрел Наманну и сказал, что промедление опасно для больной. Тогда стал умолять его спасти мою любимую и вскричал, что готов заплатить за её спасение любую цену.
Услышав это, Оссэт улыбнулся и спросил: «Да? Болезнь серьёзная». Конечно, я ответил, что правда. И цена меня не волнует. Тогда он назвал лекарство и его цену. Я совершенно обалдел. Такой суммы не получилось бы, даже продай я и отец Наманны всё наше имущество до последних подштанников. Я рухнул в ноги колдуну и умолял его спасти мою возлюбленную. За спасение Наманны я даже обещал стать его вечным рабом.
«Правда?» – спросил Оссэт.
Я подтвердил.
Тогда волшебник предложил мне следующее: он исцеляет Наманну, а я служу ему, исполняя любые приказы. Нет. Не всю жизнь, а только две луны. Разумеется, я согласился. Тогда волшебник сказал: «Близ Колунару есть памятная тайрская роща. В эти весенние дни ланоорцы часто приходят туда, чтобы повязать на деревья ленточки в память об умерших родных и друзьях. Идём туда»
Он привёл меня в поминальную рощу, и мы бродили между деревьев, на которых вот-вот должны были распуститься почки. Наконец мы увидели одно, уже всё усыпанное белыми благоухающими цветами. Около него был тайрец с седой косой. Он развесил по ветвям шёлковые ленточки, на одной из которых была привязана маленькая детская игрушка-ветерок из разноцветной бумаги и сел, опершись спиной о ствол.
«Запомни его» – велел мне чародей.
И вот откуда было тогда знать, что не забыть мне этого тайрца! Вечером того же дня, когда сумерки сгустились, Оссэт привёл меня к дому у рощи, где останавливались ланоорские паломники. Он начертил пальцем у меня на лбу колдовской знак и дал мне нож.
«Когда стемнеет, ты прокрадёшься внутрь» – сказал он мне. – «Знак на лбу отведёт от тебя глаз и приглушит шаги, но будь осторожен – стоит тебе произнести хоть слово – и чары развеются. Стоит колдуну посмотреть на тебя в упор, и он поймёт, что в комнате не один. В доме ты должен найти тайрца, которого видел нынче в роще. Подкрадись к нему сзади и ударь этим ножом. Клинок смазан дурманом, который лишит его способности колдовать. Постарайся, чтобы тайрец не умер, но и не смог сопротивляться – он сильный противник в рукопашной. Приведи его сюда. Я буду ждать».
«А зачем…» – начал было я, но Оссэт меня оборвал.
«Дубина!» – зашипел он, и принялся снова рисовать знак у меня на лбу, – «Это совсем не твоего ума дело. От тебя требуется только делать, что велено. Ещё раз сунешь нос, куда не следует, я разорву наш договор».
Я испугался, что он не станет лечить Наманну, и больше н проронил ни слова. Когда стемнело, пробрался дом и спрятался внутри. Тайрец долго не ложился спать, всё писал что-то драконьими знаками на полупрозрачной бумаге, сидя лицом к месту моей засады. Когда он, наконец, оставил тушь и разобрал постель, время было далеко за полночь. Колдун снял тайрский халат и замер, повернувшись к окну. Тут я понял, что это мой единственный шанс. Я прыгнул вперёд и ударил чародея ножом, одновременно схватив левой рукой за шею.
«Пошли», – прорычал я в ухо тайрцу и потащил его за собой. Колдун попытался вырваться, но я сдавил ему горло и сильнее нажал на нож. Должно быть, он попробовал пустить в ход чары, но и этого у него не получилось. Несколькими минутами позже я выволок чародея из дома и подвёл к Оссэту. Пока я сидел в засаде, мой хозяин успел подогнать крытую повозку, запряжённую парой мулов.
«Вот мы и встретились, Мельороллё», – сказал Оссэт и нехорошо усмехнулся. Он связал волшебника и велел мне посадить его в повозку.
Когда мы приехали в усадьбу Оссэта, я по его приказу отвёл тайрца в подвал дома и запер там. А подвал этот, к слову, был специально обустроен, чтобы держать там пленника. Там был жёсткий топчан, узкий, вроде длинной лавки, а в дальнем углу стояло отхожее ведро. Оссэт налил пленнику воды в деревянную миску и поставил на пол у топчана. Я сказал, что надо бы перевязать ему рану: не ровен час, истечёт кровью. Колдун посмеялся над моей сердобольностью, но с доводами согласился и дал мне на бинты старую простыню.
Всю ночь я провёл на ногах, но после всего произошедшего долго не мог сомкнуть глаз, а когда это удалось, мне снились кошмары. В итоге, когда Оссэт снова позвал меня, чувствовал я себя не самым лучшим образом.
«Теперь у тебя будет новое задание», – сказал колдун. Я сразу понял, что ничего хорошего он мне не поручит. И действительно. Пленный тайрец обнаружил, что Оссэт подмешивает в воду тот дурман, который не даёт ему колдовать, поэтому отказывался от воды, и мне приказали поить его насильно.
Потом Оссэт принялся допрашивать тайрца. Он приходил в подвал и задавал ему вопросы о Книге Мира, содержащей все тайны, и о вырванных из неё страницах и их хранителе. Мельороллё молчал. И день, и два, и вообще не собирался отвечать. Тогда Оссэт приказал мне ударить его. Я, было, возмутился: бить раненого, связанного человека, три дня проголодавшего в холодном подвале – как можно-то? На это Оссэт сказал, что я сам его в этот подвал притащил, и пригрозил, что не будет лечить Наманну. И тогда я первый раз ударил тайрца по лицу. С того момента я бил его каждый день. Кулаками, ногами, плёткой… Я стал самым настоящим палачом. Никто в Колунару не знал этого. Подвал располагался в центре дома, он был глубок и, видимо, защищён чарами, так что за его пределами не были слышны никакие крики. Однажды Оссэт принёс в подвал жаровню, кочергу и приказал пытать пленника раскалённым железом. Я снова попытался возмутиться, на что мой хозяин разразился бранью и пригрозил, что моё неповиновение не только убьёт Наманну, но и сам я навечно останусь с тайрцем в подвале. Я испугался, больше всего, конечно, за свою возлюбленную, которую не видел уже почти луну, прислуживая чародею. В тот день я в первый раз жёг тайрца раскалённой кочергой.
В таком кошмаре день проходил за днём. А я давно понял, что натворил. Мельороллё так ничего и не сказал - кроме ругательств - человеку, которого некогда считал своим другом. Я с ним во всём был согласен, только виду подать не смел. Кормил Оссэт пленника редко и плохо. Из-за голода и постоянных избиений рана его не заживала, и с каждым днём он становился всё слабее и слабее. Однажды стало ясно, что колдовать он не сможет и безо всякого дурмана. Одной мерзкой обязанностью у меня стало меньше, но я не обрадовался этому. Я сполна почувствовал себя убийцей, полоумным изувером, который долго и жестоко истязает жертву перед смертью.
Срок моей службы подходил к концу – оставалась последняя неделя, когда Оссэт неожиданно оставил усадьбу на три дня. Он велел мне приносить пленнику еду получше и побольше, лекарства для ран, и очень постараться разговорить – вдруг он от такой перемены проболтается. Внутри меня всё вскипело – ведь это ещё одна отвратительная подлость.
«Кунтан», – рассмеялся мне в лицо Оссэт. – «В Наманну ты влюблён или в зеленоглазого мальчишку в подвале? А может, сразу в обоих? Уговорил: если за три дня выведаешь у тайрца, кто хранитель утраченных страниц из Книги Мира, я отдам его тебе, а дальше живи и радуйся со своим странным гаремом»
Я не нашёлся, что ответить на такое оскорбление, а колдун сел на лошадь и умчался. Не зная, как мне быть, я взял хорошую еду, лекарства, воду и одеяла, и со всем этим отправился в подвал. Когда я пришёл, тайрец с трудом разлепил закисшие глаза и посмотрел на меня со своего топчана. Он ничего не сказал, ни на что не реагировал. Он остался безучастным и когда я промыл и перебинтовал его раны, и когда переодел его в чистую одежду; на еду едва взглянул. Я влил в него несколько ложек супа, который он долго пробовал на вкус с большим подозрением – есть там наркотик или нет. Пленника неудержимо клонило в сон, и я оставил его отдыхать, завернув в одеяла.
Когда я вернулся несколько часов спустя, тайрец спал, плотно сжавшись в комок. Я решил, что он мёрзнет (а когда в подвалах бывает тепло?), принёс щепу, уголь и развёл огонь на жаровне, а саму её придвинул ближе к топчану. Почуяв дым, пленник проснулся, и, судя по его взгляду, решил, что я снова буду его пытать.
«Нет, не буду тебя мучить», – сказал я, и мне ни на грош не поверили. Ха! Да кто бы поверил! Слабоумный разве что. И сделалось мне на душе ещё поганее, чем было.
Снова тайрец с недоверием пробовал мою еду и воду, да и то больше потому, что я настаивал; а когда я менял повязки и прикладывал лекарства, то не вырывался лишь потому, что сил не было.
Следующий день пленник тоже проспал, а я просидел рядом, обогревая подвал жаровней. Хотя сам он выглядел очень больным и несчастным, раны заживали прямо на глазах. На третьи сутки я выложил тайрцу всё, как есть. И про себя, и про Наманну, и про мерзкий план Оссэта. И повинился во всех над ним измывательствах, какие учинял. В числе прочего рассказал и про обещание Осэтта отпустить тайрца.
«А Наманну-то ты давно видел?» – спросил Мельороллё. В последнее он совсем не поверил.
«Да», – ответил я. И задумался. А потом отчаянно принялся гнать от себя дурные предчувствия.
Так мне твой брат в тот день ничего и не рассказал. И мне сказать Оссэту по его приезду было нечего. Услышав, что пленник секретов не выдал, чародей рассвирепел и бросился в подвал. Раньше он пытать пленника приказывал мне, а тут принялся лупить сам. И швырял тайрца пинками из угла в угол, пока не выбился из сил. Надо ли говорить, что это было бесполезно. Тогда Оссэт ковырнул ногой тело, не то бесчувственное, не то уже и безжизненное, и велел мне вынести пленника в сарай на заднем дворе и запереть – небось, там быстро захочет говорить. Оссэт ничуть не сомневался, что твой брат всё ещё жив.
Мне казалось, что после такого жестокого избиения тайрец и захочет – не сможет ничего сказать, да и что в том сарае такое, в самом деле? Ну, большой, крепкий, так подвал всё одно надёжнее.
«Не твоего ума дело!» – рявкнул Оссэт.
Я поднял пленника и послушно понёс наверх. Служить у колдуна мне оставалось всего три дня, и думал я только о том, чтобы они скорее пролетели.
В сарае, в отличие от подвала, я не увидел ничего, кроме охапки соломы, и не у стены, а посередине. В глубине же стояли огромные ящики, грубо сколоченные из досок. Мне стало так жалко оставлять полумёртвого человека на земляном полу на худой колючей постилке и так захотелось нарушить проклятый договор и убежать, схватив пленника в охапку – тощий ведь, как щепка, лёгкий, как пушинка. Да и Наманна, верно, уже здорова…
Мельороллё тем временем пришёл в себя, окинул взглядом свою новую тюрьму, и его передёрнуло.
«Кунтан, ты правда хочешь оставить меня заживо на съедение свиньям?» – спросил он, и голос его впервые дрогнул.
«Каким ещё свиньям? Тут нет никого», – ответил я и подумал, что Оссэт в припадке гнева повредил пленнику голову.
«Ты не знаешь, что в этих ящиках?»
Разумеется, я не знал. Тут в одном из них пошевелилось и заворчало какое-то крупное животное. Звук действительно напоминал свинью, но разве же их держат в ящиках? Почему вообще звери находились в этих дощатых коробках? Верно, их привёз Оссэт. Да и кто же так перевозит свиней? Зверь между тем стал тревожно всхрюкивать и биться о стенку своей тюрьмы с такой силой, что та вот-вот должна была опрокинуться на пол.
Тут-то мне и вспомнились страшные байки о сойдах – чудовищах, завезённых змееголосыми. Они действительно приходились свиньям родичами, но были повыше на ногах и гораздо более поджарыми, оттого быстрее и ловчее наших. А ещё злее. Ну, ты ведь знаешь, что это за твари.
От мысли, что задумал Оссэт, меня замутило. Всё это время я творил зверства по его приказу, но травить и без того измученного пленника чудовищами… Убегая из сарая я не запер дверей, не затворил и ворот. Остановился я только в своём жилище. Как туда добрался – не помню. Устроил Мельоролё на своей кровати, осмотрел и понял, что дела его очень плохи, и мне такое не вылечить – надо бы доставить его в Ланоор, может, тайрские лекари смогут его спасти. Ещё я подумал, что здесь Оссэт будет искать меня (а значит, и его) в первую голову, и нам надо срочно спрятаться. А чтобы злобный колдун не вздумал мстить моей невесте, надо забрать с собой и её. Не медля, я поспешил к Наманне.
Подойдя к дому кузнеца, я увидел на окнах траурные занавеси, а на воротах начертанный углём символ скорби. Дверь мне открыл кузнец, постаревший и почерневший от горя.
«Где ты был?» – спросил он. – «Умерла Наманна…»
И заплакал. Я заплакал тоже, и спросил, как же так случилось. Разве лекарь не смог помочь?
«Не приходил он больше ни разу» – ответил мне убитый горем отец. – «Я когда неделю спустя понял, что обманул он нас, отправился в Ланоор, но не успел, и в живых Наманну более не застал».
Таким образом, не один, а сразу два тяжких удара судьбы обрушились на мою голову: любимая умерла, а я совершенно зря мучил человека, который и не сделал ничего, что заслуживало бы такого наказания – просто знал чуть больше Оссэта и отказывался открывать ему эти тайны. Теперь-то мне было ясно, почему!
Вернувшись домой, я понял, что никакой дороги тайрец не вынесет. Трудно было даже ожидать, что он переживёт ночь. Видимые раны я, как мог, обработал и стянул повязками, но что было поделать с внутренними? Мельороллё и не спал почти, кашляя и отплёвываясь кровью, а я пытался поить его лекарством, поддерживающим силы. Он спросил о Наманне, и я разрыдался, горюя и о моей любимой, и о его участи, умоляя волшебника о прощении и проклиная себя. К утру волшебник попросил меня постричь его. Я удивился такой просьбе, и Мельороллё рассказал мне о тайрских погребальных обычаях. Сначала я отказался, нельзя, мол, хоронить себя заживо, но лицо у него было уже не то, что бледное, а синее, и руки дрожали. Тут я окончательно понял, что чуда не будет.
Пока я щёлкал ножницами, Мельо, собравшись с последними силами, рассказывал, что у него есть брат-близнец и трое взрослых детей. Я спросил про жену, он улыбнулся и ответил, что скоро с ней увидится. О, это была жуткая улыбка предвкушения. Он уговаривал себя, что хочет смерти.
Зачем он мне это всё рассказывал, тратя последние силы? Наверное, чтобы не так страшно было умирать. Я похоронил Мельороллё согласно всем тайрским традициям: сжёг его тело и развеял прах. Я обрил волосы и положил их в погребальный костёр, кинуться же в пламя сам так и не решился. Я купил шёлковых лент и нашёл в роще дерево, на котором была привязана игрушка-ветерок, уже изрядно потрёпанная ветром и дождями.
Так я стал убийцей; желая спасти свою любимую, я замучил насмерть другого человека. Конечно, смертельную рану ему нанёс Оссэт, но я не только не помешал этому, а, напротив, две луны помогал. Я много раз думал, что надо было бежать с ним от Оссэта, когда тот уезжал за сойдами, что десятки раз я мог выкрасть Мельо из подвала, когда мой хозяин спал, но вернее всего следовало сразу отказаться похищать волшебника. Разве сдержит обещание спасти кого-либо человек, приказывающий сделать такое?
Так я убил твоего брата Мельороллё жестоким, мучительным образом, но, клянусь, не хотел этого. Я всё отдал бы за шанс заново прожить те луны. Прожить как человек, а не как трусливая скотина.
Бородач плакал и между судорожными вздохами прикладывался к кружке. Рассказ его сильно разволновал. Откровения эти произвели на Мельо самое гнетущее впечатление. История собственной смерти и так не самое приятное, что можно услышать, особенно если кончина насильственная и мучительная, так виновным в ней выступал Оссэт, его коллега и близкий друг. Волшебник поверил бы во многое, но представить Оссэта в такой кошмарной роли не мог. Да полно, тот ли это Оссэт? Мало ли по миру ходит тёзок? Однако из истории выходило, что он с тем волшебником некогда близко дружил. А чьё же имя тогда написано на праздничной растяжке?
– Кунтан, а этот Оссэт…
– Страниц, как ты понимаешь, он не нашёл, – Кунтан вскинул голову. – Зато каким-то образом достал остальную Книгу Мира и вызвал из неё Звёздных Демонов и Отродий Мглы. Это после того, как наши предки едва водворили назад мойоров, ха-ха; после того, как мир весь сорок лет умывался кровью. Вонючий паскудник, жидкая коровья лепёшка. Нашёл себе протеже среди незаконнорожденных отпрысков кай-тилфинонского дворянства и теперь властвует над всеми землями отсюда и до самого Сердца Севера. Тайрские города сокрыты чарами, чего не было со времён войн Змееголосых. С тайрцами у наших владык, видишь ли, дружбы не получилось. У старого паскудника теперь не один тупой говнюк-подручный – целая армия, а в плену полмира. И если им попадается кто-то из твоих соплеменников, то бедолаге приходится туго. Дерьмо холерное!.. Ну, так что, Дейтен-Оллё, будешь меня убивать? Черт, я же сжёг твоему брату ступни раскалённой кочергой. Если бы он выжил, должно быть, хромал бы всю жизнь…
– Вот что Кунтан, – начал Мельо, выдержав паузу. – Убить-то тебя дело не хитрое, и не сказать, что главное. Отомстить я хочу этому самому Оссэту, но никогда его не видел. Он ведь наверняка сегодня появится на главной площади, да? Вот и проводи меня туда, укажи эту сволочь. Ради моего покойного брата.
– Хорошо. Да. Как скажешь, – с жаром, не раздумывая, согласился бородач. – Ради мести я сделаю всё, что хочешь.
– Тогда расскажи мне всё о городе и его этих новых… правителях.
Таким образом, пару часов спустя Мельо оказался на главной площади Онривда (а волшебное зеркало перенесло его именно в этот город) в компании человека, считающего себя его убийцей. Для маскировки на тайрце поверх айхо была надета куртка Кунтана: такая же, как у большинства горожан. На лицо же благодаря незамысловатому заклинанию в никто не задерживал взгляд настолько долго, чтобы понять – перед ними тайрец. Вдвоём они пробирались сквозь толпу к высокому помосту в центре площади. Волшебник всё ещё не верил в предательство друга, полагая, что кто-то другой украл его имя и обличье.
– Скоро они появятся, – сказал Кунтан. – Каждый год церемония проходит одним и тем же образом: первыми появляются два демона звёзд, за ними – гвардия. Веришь? У такого подонка, как Корбгер Роддон – и личная гвардия! А затем уже наши владыки мира.
– А эти демоны… – начал Мельо. – Кто из звёздных демонов появляется на церемонии?
– За восемь лет я видел всех, кроме Щегла, – прозвучало невесело, но Кунтан добавил, – а замыкают шествие Отродья Мглы. Они тоже появляются по двое.
Мельо тихо выругался. Мир ждало на удивление кошмарное будущее. Остановившись перед самым помостом, убитый и убийца стали наблюдать за происходящим. Прошло ещё с четверть часа, прежде чем церемония началась. На помост вышли двое: худощавая женщина в лёгком, широком сизом плаще, лицо которой не отражало возраста и высокий парень, сероглазый и русоволосый, в фигуре и осанке которого было нечто дикое и величественное.
– Эта пара – Тресс и Равган. Стрекоза и Волк, третий и пятый звёздные демоны, – пояснил Кунтан Мельо. – Сейчас они обойдут помост и развернутся. Чтобы встретить своих хозяев. Насколько я знаю, баба вообще не в восторге от своей службы Оссэту, но поделать толком ничего не может, потому что он её призвал. А вот волчара напротив, проникся к подонку прямо-таки собачьей преданностью.
Тем временем настала очередь почётного караула. Гвардейцы в ярких пурпурных мундирах повторили путь демонов и спустились по лестницам на землю, взяв помост в кольцо. Демоны, оставшиеся наверху, произнесли приветственную речь-призыв. Она произвела впечатление на людей, и толпа внизу заволновалась.
И вот, наконец, на площади появились правитель и его придворный чародей. Корбгера Роддона Мельо никогда раньше не видел и толком не знал, кто это. Оказалось, человек средних лет, статный, с выразительными, правильными чертами, с короткой, аккуратной бородкой. Пожалуй, внешность его можно было бы считать приятной, будь у его лица другое выражение: не такое надменное, не такое самодовольное. Его сопровождал старик: благообразный, с длинной седой бородой. Он опирался на посох, но скорее из важности, чем дряхлости.
– А вот и эта падла, – сказал Кунтан на ухо тайрцу, но тот уже и сам понял.
Сердце Мельо упало. Он узнал Оссэта, несмотря на седину и морщины, избороздившие лицо и чужой, тяжёлый взгляд. Мысли в голове тайрца метались между двумя кошмарными идеями: или кто-то украл личину его друга (и, вероятнее всего, убил хозяина башни Лун) и теперь творит зло от его имени, или он – вероломный предатель, во что Мельо не хотел верить.
– Что будешь делать, Дейтен-Оллё? – спросил Кунтан.
– Где он живёт? Надо подобраться к нему, когда рядом не будет столько людей, – Мельо окинул взглядом толпу и поражённо замер.
Кунтан проследил его взгляд и смачно выругался.
В нескольких шагах от них стоял Оссэт, тот Оссэт, которого Мельо хорошо знал, и поиски которого привели его в будущее. Тот, кто может дать происходящему объяснение.
– Идём к нему, – скомандовал тайрец. – Это внешнее сходство вовсе не случайно.
Бородач устремился вперёд, прокладывая путь сквозь толпу, а волшебник следовал за ним. Несколько минут спустя они оказались позади Оссэта, и чародей похлопал его по плечу, а Кунтан схватил за локоть.
– Что за… – начал было Оссэт и осёкся. – Мельо!
– Мельо?! – поражённо повторил Кунтан.
– Нам нужно найти тихое уединённое место для беседы, – сказал волшебник. – Надо многое прояснить.
– Значит, этот человек украл твою личину, живёт и творит зло под твоим именем? А ты пытаешься выяснить свою судьбу, чтобы предотвратить это, вернувшись в настоящее?
– Значит, ты Мельороллё? Но как такое возможно, я же сам сжёг твоё тело на костре… А ты Оссэт, но не та сволочь, которая сделала из меня палача, язви меня в зад, и убийцу, а мою Наманну бросила умирать безо всякой помощи?
– Значит, сегодня утром ты проснулся с похмельем, провалами в памяти и решил спросить меня, по какому поводу была пьянка? Раз ты прыгнул в будущее даже не задумавшись, что делаешь, то на празднике кроме огрской водки была в достатке ещё и мойорская сода!
Мельо вздохнул. Разговор получался сумбурным и бестолковым. Вот уже второй час они сидели в бедной квартирке, которую снимал Кунтан, и пытались объясниться. Получалось плохо, потому что вопросов у каждого было намного больше, чем ответов.
– Значит так, – сказал тайрский волшебник. – Да, меня зовут Мельороллё. Я прибыл сюда из того времени, когда все те ужасные события, о которых ты, Кунтан, рассказывал, ещё не случились. И я намерен их предотвратить. Потому что умирать не хочу. Нет, Оссэт, это было не похмелье и тем более не вукку.
– Ну, значит, опиум или там грибы фей! Говорят, если их переесть, здорово отшибает память.
Мельо поднял глаза к потолку.
– Оссэт, за годы жизни в башне Лун я сколько раз употреблял всё то, что ты перечисляешь?
– Ладно, ладно, не кипятись. Но раз ты сам так не расслабляешься, тебе это кто-то должен был подмешать? Уж не меня ли подозреваешь?
– Я бы на его месте – подозревал, – вставил слово Кунтан. – Так, а кто же тогда такой этот хрыч при Корбгере?
– Я тут именно для того, чтобы это выяснить и не позволить ему творить зло от моего имени, – заверил Оссэт.
– Выходит, цели у нас схожие. Если моя помощь может изменить случившееся, я готов на всё! Я долгие годы молил богов о том, чтобы они дали мне шанс исправить ошибку.
– Что ж, – сказал тайрец. – Тогда нам нужен план.
– Да, вот только… – Оссэт умолк на пару мгновений. – Скажи, Мельо, ты ведь веришь мне? Или полагаешь, что я подмешал тебе в еду дурман…
– Тебе, Оссэт, придётся всё мне рассказать и объясниться. Ты многое от меня скрывал, и я не понимаю, почему, – Мельо поставил локти на стол и сплёл пальцы. – Но не сейчас. Я верю, что ты не стал бы похищать меня и пытать, не бросил бы без помощи больную девушку. Знаешь ли ты, как зовут человека, который украл твою внешность и имя?
– Нет, – покачал головой Оссэт. – Этого я не знаю.
– Где он живёт?
– В Ксайкале, замке Онривда, – ответил Кунтан. – Это все знают. Видел, наверное, башни, поднимающиеся из-за внутренней стены?
– Можно ли попасть внутрь?
– В Ксайкаль нелегко попасть простому человеку. По сути, это сердце города. Фасад замка направлен на восток – там, в главной парадной зале Корбгер проводит аудиенции. Сам понимаешь, принимает он не обычных горожан. В южном крыле, по слухам, располагаются его личные покои. В северном – покои Оссэта, – Кунтан запнулся и выразительно посмотрел на волшебника, у которого злодей украл имя.
– Лже-Оссэта, – поправил тот и понимающе кивнул.
– В самой высокой башне – северной, располагается обсерватория. И смотровая площадка. Ещё лет пятнадцать назад в солнцевороты туда пускали посетителей. При Корбгере это прекратили. В подвалах, говорят, расположены темницы. В западной пристройке – кухня, комнаты слуг…
– А где находятся казармы стражи? – спросил Мельо.
Кунтан пожал плечами.
– Кто поставляет в замок провизию и всё необходимое для жизни? Ходят ли в город слуги?
Рассказ Кунтана вышел не особенно подробным. Большую часть припасов в замок поставляла гильдия купцов, и покидали замок слуги не часто, а если это случалось, их сопровождал кто-нибудь из демонов, и вряд ли получилось бы украсть у них обличье, но вот отвести глаза и смешаться сначала с торговцами, а потом с замковыми слугами – запросто. Если, конечно, избегать встреч с сущностями, призванными Книгой Мира.
Дальнейший план действий родился очень быстро. Кунтан, как местный житель, вызвался выяснить день следующей поставки товаров в Ксайкаль. Мельо с Оссэтом должны были проникнуть в замок и выяснить всё о мерзавце, присвоившим чужое имя, а затем вернуться в своё время и помешать ему воплотить преступный замысел. Кунтан тоже рвался в замок, и Мельо готов был взять его с собой, но Оссэт с большим трудом отговорил обоих от этой идеи.
– Мы пойдём на разведку, а не в бой, – сказал он. – Нет нужды в большом отряде. Мы с Мельо – волшебники, знаем больше и о возможных ловушках, и на что стоит обратить внимание.
Проникнуть в замок оказалось намного легче, чем предполагал Мельо. От колдовства Ксайкаль, как ни странно, почти ничего не защищало. Конечно же, на все входы были наложены сторожевые заклятья, но на удивление никчёмные.
– Оссэт, тебе не кажется странным, что этот колдун, кем бы он ни был, так плохо заботится о безопасности? – спросил друга Мельо, когда они, дождавшись ночи, пробирались по пустынным коридорам в северное крыло замка. – С его охранными заклинаниями справится даже ребёнок!
– Это ты, Мельо, был талантливым ребёнком, поэтому так и говоришь, – возразил Оссэт. – А он – нет. Думаю, он вообще не очень способный к магии, этот лже-Оссэт.
– Как же он тогда добился своего положения? Как вызвал Демонов Звёзд и Отродий?
– Не знаю, – Оссэт только пожал плечами. – Но их присутствие объясняет, почему в замке так мало защитных чар.
Они ещё некоторое время петляли тёмными переходами, пока не остановились возле двери, окованной небесным металлом. На её деревянных частях были вырезаны стройные ряды магических глиф.
– Ого! – Оссэт даже присвистнул. – А ты переживал, что соперник попался слишком слабый.
– Думаешь, эта зачарованная дверь ведёт в покои придворного колдуна? – спросил Мельо.
– Так давай вскроем замки и выясним! – пожал плечами Оссэт.
Волшебники внимательно оглядели дверь и прочли все надписи. Затем Оссэт одновременно нажал на две небольшие пластинки небесного металла на каждой створке двери, а Мельо сделал руками сложный колдовской жест, и они хором прочли заклинание. Дверь тихо отворилась, и Оссэт заглянул внутрь, а затем нерешительно оглянулся на друга.
– Ты только посмотри, что там!
Мельо заглянул внутрь, и тут же получил толчок в спину такой силы, что растянулся на полу. Сзади лязгнули замки.
– Оссэт! – забыв про всякую осторожность, крикнул волшебник. – Оссэт!
Никто не отозвался, тайрцу только послышались спешно удаляющиеся шаги. Нет, не может этого быть. Мельо отказывался верить в произошедшее. Обернувшись спиной к двери, чародей огляделся.
Он оказался просторном круглом зале. Под высоким потолком – галерея. На цепях тяжело покачивался магический светильник – комок холодного, приглушенного света. Тусклый и неприятный, он искажал цвета и тревожил душу. Волшебник опустил глаза на пол: на плитах была начертана странная магическая схема – два треугольника составляли звезду с лучами разной длины.
Мельо остался один перед дверью, открыть которую мог только вдвоём с Оссэтом, потому как для нужной колдовской формулы требовалось четыре руки. А Оссэт – что? Оказался именно тем, о ком говорил Кунтан. И не в будущем, а прямо сейчас. Он не стал здесь предателем, а просто открыл намерения. Ну, что ж: за это ему придётся ответить. Даже самую крепкую дверь можно сломать. Тайрец обошёл зал вдоль стен. Больше проходов на этом уровне не было.
Отступив на несколько шагов, Мельо глубоко вдохнул и принялся читать заклинание. Вот он вскинул руки; от раскрытых ладоней по воздуху пошла набирающая мощь волна и разбилась о дверь, не нанеся той заметного вреда. Зато неизвестная сила причинила его волшебнику: навалилась чудовищная усталость, даже дыхание сбилось. Кроме того, в комнате изменилось освещение. Мерзкий холодный свет, искажающий оттенки, теперь тянулся струнами к углам колдовской фигуры на полу. Мельо поднял глаза наверх: светильника больше не было. Теперь на цепях качался тёмный шар, который оседлало изящное создание, словно сотканное из чёрного дыма. Глаз у существа не было – на их месте в голове зияли сквозные дыры.
– Уккубу! – вырвалось у тайрца: теперь причина внезапного упадка сил стала понятна.
Он немедленно запустил в демона огненный шар – не причинить вред, так хоть проверить догадку. Она оказалась правильной – демон Бездны остался невредим. Он широко открыл пасть и сожрал снаряд, а Мельо опустился на пол – так сильно закружилась голова.
С галереи раздался злорадный смех.
– Ну, здравствуй, коллега! – на перила облокотился старый Оссэт, а которого Мельо недавно видел на площади. – Добро пожаловать! Будь как дома! Не ждал встречи…
– Ты!..
– Познакомился с уккубу? Правда, я хорошо придумал?
– Что придумал, старый ты осёл? Сможешь ты сладить с силой, которую призвал?!
Оссэт снова рассмеялся.
– Старый осёл, говоришь? А ведь ты старше меня на сто девять лет, и, поди ж ты – увяз, как мошка в паутине, – он покачал головой. – И теперь тебе придётся сказать мне, где же находятся вырванные страницы Книги Мира
– Этого я не знаю, – честно ответил Мельо. – Спрашивай у тех, кто эти годы, по крайней мере, жил.
– Ах, и правда ведь, незадача! Ты не жил последние… – старик переспросил у кого-то, наверное, молодого Оссэта – Пятьдесят девять лет. Что же ты теперь сделаешь? Вся твоя магия, тайрец, теперь моя.
– Да с чего бы это? – Мельо насмешливо фыркнул, хотя ничего весёлого не было. – Ты правда рассчитываешь, что уккубу будет делиться с тобой запасами кристаллов Бездны?
– Договор, коллега, – старый Оссэт вздохнул. – С Бездной всегда можно заключить договор.
Мельо сложил руки на груди, сделал несколько шагов назад и сел на пол, облокотившись спиной о стену.
– Предположим. Но со мною ты договора не заключал.
Старик рассмеялся.
– Тайрец угрожает мне, что не будет колдовать! Ну и дела! Скорее уж карась освоит чистописание. Да тебе, коллега, ничего кроме магии и не остаётся.
Уже наутро стало понятно: Оссэт вовсе не шутил. Каменный зал был совершенно пуст. А это значило: колдуй или замёрзни, потому что приближается онривдская зима, ранняя и морозная; колдуй или умри в грязи, ты не канарейка, чистить твою клетку никто не будет. Даже воду, оставленную на перилах галереи, приходилось снимать магией. Когда Мельо, будучи уже на грани обморока от голода и усталости, снял миску с едой, ему захотелось плакать: горсть жёстких зёрен, которые сначала нужно приготовить. Конечно же, опять призвав на помощь магию. Жизнь кончилась – началось существование.
Мельо сидел на полу, облокотившись спиной о стену, и устало смотрел на жемчужину из венца демона-хранителя под потолком. За тот срок, что волшебник провёл в плену, уккубу уплотнился, стал активнее и будто бы даже повеселел. Под черным шаром, занавесью из бусин – его сокровища, кристаллы Бездны, выращенные из жизненных сил тайрца. Мельо потерял счёт времени, и запасы демона служили ему своеобразным календарём. Кроме того, волшебник привык сосредотачиваться, глядя на кристаллы – украденная у него сила хотя бы помогала думать. Она же напоминала о цели – вырваться из плена.
– Приветствую, коллега! – окликнул его с галереи старый Оссэт. – Должен тебя поблагодарить: вчера я выиграл пари. Мы спорили, как долго у тебя получится сохранять чистоту и опрятность. Сегодня мы заключили следующее.
– Сукин же ты сын! – в голосе Мельо звучало горькое веселье. – Мало тебе? Пришёл поиздеваться? Я не Хозяин Огня, но тут и не надо провидческого дара: однажды кристаллы Бездны уккубу сделает из тебя!
– Мне принять это как ещё одно пари?
– Как неизбежное!
– О, коллега, угрозы от человека, который, не цепляясь за стену, не может стоять – несерьёзны. Может, всё-таки скажешь, где утраченные страницы? Тогда…
– Отпустишь, что ли?
Оссэт вздохнул.
– Тогда я дам тебе готовую – да что, там! – горячую пищу и одеяло…
Мельо истерически рассмеялся и поднял руку, сложив пальцы в непристойную фигуру. Старик в ответ окатил пленника холодной водой – ему-то безднец колдовать не мешал.
– Ты всё-таки подумай ещё раз, сподручно ли тебе кашеварить самостоятельно, – посоветовал Оссэт и ушёл с галереи.
Мельо, мрачно выругавшись, принялся стаскивать с себя и выжимать одежду. Сбежать из плена и отделаться от уккубу нужно как можно скорее. Так он долго не протянет.
План побега у Мельо и не мог сложиться: он слишком мало знал о Ксайкале. А вот заклинание, освободившее его от уккубу и одновременно отпёршее тюрьму, волшебник не изобрёл – выносил, как героини легенд Избранного ребёнка: в страхе и тайне. Он старательно прятал искорку идеи, чтобы никто – ни Оссэты (а он пару раз видел и молодого, когда те приходили за кристаллами Бездны), ни их слуги, оставлявшие ему воду и еду, ни безднец – не догадались о её существовании. И, как песчинка в раковине становится жемчужиной, случайная догадка стала стройной формулой, выверенной и рассчитанной, как чертёж телепортатора. Право на ошибку у Мельо не было – только единственная попытка, которая либо вернёт ему свободу, либо …
Одним утром (Мельо предполагал, что снаружи день только начинается), план был приведён действие. Начиналось заклинание так же как то, которым тайрец снимал с перил миску с водой. Уккубу привычно разинул рот и чуть подался вперёд и вниз. Демона подбросило вверх, словно в пасть ему влетел выпущенный из пращи камень. Безднец несколько раз перевернулся спиной вперёд вместе со своим насестом, а затем его втянуло в стремительно уменьшающийся шар. Некоторые кристаллы Бездны всосало следом, другие посыпались вниз. Их подхватил порыв силы и швырнул в дверь, которая мгновение спустя осыпалась древесной трухой и покорёженными кусочками небесного металла.
Последний кристалл Бездны Мельо сжимал в руке. Лёжа на полу, волшебник смотрел, как оседает пыль. Запоры на клетке были сломаны, но выйти из неё сил уже не осталось. Дышать – и то тяжело. Он избавился от уккубу и проложил себе дорогу, но идти не сможет. А когда сюда явится Оссэт, рассказ Кунтана повторится. Мир вокруг Мельо померк.
Тепло. Тепло стало первым впечатлением Мельо, когда он снова осознал себя. Вторым – мягкая постель. Настоящая – с простынёй и одеялом. Больше того – с подушкой. Третьим – запах варёного мяса, в один миг пробудивший зверский голод. Аромат не приносило издалека – густой, горячий, сводящий с ума – определённо, готовили совсем рядом. Волшебник рывком вскочил, в глазах у него тут же потемнело, и он рухнул на пол.
Мельо пришёл в себя уже сидя на кровати. Ушибленный лоб саднило. Божественный дурманящий аромат стал ещё гуще – он валил в приоткрытую дверь клубами пара. Видимо там располагалась кухня. Волшебник обвёл глазами комнату. Она казалась смутно знакомой. Рядом с ним на кровати сидел человек, очень коротко стриженный, с так сильно заросшим щетиной лицом, будто начал отпускать бороду. Очевидно, он же и поднял волшебника, а теперь смотрел на него с тревогой.
– Может, ляжешь? Куда ты хотел пойти?
Мельо покачал головой, а в животе у него громко заурчало.
– Значит, выздоравливаешь, – незнакомец усмехнулся. – Раньше запах еды тебя с постели не поднимал.
– Раньше? – переспросил Мельо. – Давно я тут?
– Да вторую неделю уже как. Можно сказать, ты всё это время проспал.
Он вышел из комнаты и вернулся с пиалой, над которой поднималась дымка умопомрачительного аромата, и куском хлеба. Восторгу Мельо не стало предела: мясо, взаправду мясо, среди наваристого бульона подобное золотому самородку на дне реки!
– Не обожгись только, – незнакомец снова по-доброму усмехнулся. – Узнал меня?
Чародей снова покачал головой.
– Я – Кунтан.
Теперь Мельо вспомнил. И своего спасителя, и квартиру, где они втроём с Оссэтом строили планы, и всё, что было потом. Волшебник не мог вспомнить только, как он снова здесь оказался. Еда была и правда слишком горячей, чтобы проглотить в один миг, и пока тайрец с ней расправлялся, Кунтан рассказывал ему свою историю с их последней встречи.
Когда ни Мельо, ни Оссэт не вернулись, он понял: что-то пошло не так. Сбрив волосы и бороду, Кунтан отправился в Ксайкаль. Попасть в замок стоило многих трудов, но, в конце концов, повезло – он стал рабочим на кухне. Быстро освоившись и зарекомендовав себя дельным работником, Кунтан принялся выяснять, что же случилось с волшебниками. Однажды он увидел Оссэта, свободно разгуливающим по замку – даже отдающим приказы слугам – и окончательно укрепился в своих подозрениях. С тех пор он принялся искать Мельо, уже не сомневаясь, что тайрец в плену. Это было небезопасно – как простой кухонный рабочий объяснит, что делает далеко от места своего труда? Но Кунтан не сдавался. Однажды он нашёл дверь, окованную небесным металлом и покрытую таинственными письменами. Открыть её не представлялось возможным, и тогда Кунтан нашёл проход на галерею. Он не видел Мельо, но подслушал один из разговоров старого Оссэта с тайрцем и смог разглядеть уккубу. Не зная, как помочь волшебнику, он всё равно приходил к двери в надежде, что Мельо однажды сможет её сломать. Когда это случилось, Кунтан оказался рядом. Он и вынес волшебника из Ксайкаля.
– А погоня? Неужели не было? – спросил Мельо.
– Была. И какая! Замок стоял на ушах. Беглеца, то есть тебя, искали и люди, и Звёздные Демоны, и Отродья Мглы.
– И как же ты выбрался со мной оттуда?
Кунтан замялся, подбирая слова.
– Кажется, они нас отпустили. Когда я прятался от погони в очередном закутке, на нас наткнулся Тигр. Готов поклясться – он видел нас, но сделал вид, что нет.
– Интересно, – пробормотал Мельо. – Но Оссэты же не успокоятся. Не сегодня–завтра, придут сюда.
Волшебник зевнул.
– Главное, чтобы они не нашли тебя раньше, чем ты поправишься, – сказал Кунтан. – Отдыхай. Пока я не видел признаков опасности.
– Кунтан, а сколько времени я провёл в Ксайкале? – спросил Мельо.
– Полгода. Я ни разу не видел человека, который смог прожить столько с уккубу.
– Будем надеяться, никому больше и не придётся.
Близкое знакомство с безднцем оставило свой след – чудовищный упадок сил. Первое время Мельо только и делал, что спал и ел. Просто теперь он запоминал, как посыпался, беседовал с Кунтаном. А разговаривали они очень много. Обо всём. Оставалось только изумляться и ужасаться тому, что этот человек когда-то по приказу Оссэта похитил и пытал Мельо. Но время шло, силы возвращались, бодрствовал он всё больше. Разыскивающие его приспешники Оссэтов не появлялись, что было даже странно, ведь их союзник, Корбгер Роддон, мог и просто послать гвардию.
Однако было нечто, приводящее волшебника в отчаяние. Магия. Сперва он вообще не мог колдовать. Помнил все заклинания, все жесты и формулы, но когда дело доходило до их применения, сознание сводило судорогой ужаса, и перед внутренним взором появлялась изящная фигурка, сотканная из тьмы. Мельо досадовал и ругал себя за трусость. А потом за то, что слишком мало знает об уккубу и их влиянии на людей. Так продолжалось, пока однажды он в злом азарте не поджёг щелчком пальцев свечу. И – ничего не случилось. В глазах не потемнело, голова не закружилась, безднец в комнате не воплотился. В тот же день Кунтан сообщил, что видел в городе расклеенные плакаты о розыске с портретом тайрца. И отряды гвардейцев.
– Вот и кончилась передышка, – вздохнул Мельо.
– Что будешь делать?
Машина времени, расположенная в самом простом, непримечательном домишке Онирвда – разве это не странно? Разве не подозрительно, что люди Оссэтов и Корбгера Роддона её не стерегут? Впрочем, стерегут – вон снаружи послышался топот сапог, и дверь сотряс первый удар. Долго она не выдержит. Мельо стоял в пентаграмме перед зеркалом.
– Может, всё-таки пойдёшь со мной? Тебя ведь убьют.
Кунтан мотнул головой. В своём решении он был непреклонен.
– Это твоя эпоха. Я тогда даже не родился ещё. Иди один. Выиграю тебе немного времени.
– Но это же самоубийство! Ты спас мне жизнь – как я могу тебя здесь бросить?
– Я просто исправлял то, что сотворил. А теперь… это мой шанс закончить жизнь как человек. На него я не мог и рассчитывать. Мельо! А что, если я сломаю машину, когда ты уйдёшь? Тогда Оссэт не сможет за тобой последовать.
– Не стоит. Я сам с ней управлюсь. Спасибо тебе, Кунтан. В твоей эпохе я обрёл лучшего друга, чем потерял. Там, в своей эпохе, что я могу сделать для тебя?
– Оссэт непременно найдёт дорогу обратно. Я знаю. Если ты можешь, то, пожалуйста, не дай мне стать его подручным.
– Хорошо. Я сделаю всё, что можно.
– Прощай, тайрский чародей Мельороллё.
– До встречи, Кунтан.
Комната под крышей башни Лун не изменилась: здесь и времени-то прошло гораздо меньше. Едва появившись на пентаграмме, Мельо тотчас взялся за зеркало. Он изменил угол наклона и повернул резные ручки и розетки на раме – не украшения, отнюдь! И снова отправился в другую эпоху. Таких прыжков туда-сюда он совершил несколько, а затем вернул все настойки машины времени, но перевернул зеркало. Тугие струны лучей немедленно погасли. Тяжело вздохнув, Мельо отправился вниз.
Волшебник не ходил в башню много дней. В это время он лечился (жизненных сил из него высосали немало) и перечитал всё, что нашёл в библиотеке об уккубу. Однажды он смог его победить, теперь следовало найти способ защититься. Он внимательно обыскал комнаты Оссэта и убедился – травил его именно он жуткой смесью из самых разных дурманов. Мойорская сода в этом списке отсутствовала скорее всего по нелепой, но счастливой случайности.
Он вернулся в комнатку под крышей башни Лун, и как следует её подготовил: в первую очередь, надёжно укрепил дверь. Выбить её изнутри теперь даже с помощью магии стало не так-то просто. Перевернув зеркало, Мельо принялся ждать. Скоро воздух над пентаграммой заколебался и в её центре воплотился Оссэт. Он очень удивился, увидев Мельо, но поздоровался с очень хорошо сделанной радостью.
– И тебе не хворать, – кивнул тайрец.
– Мельо, ты чего? Не с той ноги встал? Или обижаешься, что я не показал тебе машину времени? Так я…
– В самом деле, Оссэт, для чего тебе машина времени и почему ты её скрываешь? Что ты там делаешь, в других эпохах? Вот что ты делал, согласно настройкам, в четыреста двадцать третьем?
– Я… постой, сегодня разве не пятнадцатый день осени триста шестьдесят третьего?
– Семьдесят восьмой лета шестьдесят четвёртого. А что?
Лицо Оссэта на несколько мгновений застыло, как восковая маска. Потом на нём волнами пробежали недоумение, осознание и негодование, которое сменила злость.
– Ты… ты пользовался машиной времени! Более того, ты разрывал световую цепь! Ты хоть знаешь, что ты наделал?! Подонок! – взъярился колдун.
– Что-то забыл, да? – с язвительным участием поинтересовался Мельо. – А я бы никогда не стал так поступать, если бы не обнаружил, что ты травишь меня целой смесью наркотиков. Вот уж правда потрясающее открытие! Жаль, что не единственное.
– Что за беспричинная бездоказательная клевета!
– У меня есть доказательства.
– Ты… ты прыгал за мной в будущее!
– Там-то у меня глаза и открылись. Я теперь понял, откуда ты берёшь такие вещи для своих опытов, – Мельо показал кристалл Бездны, тот самый, состоящий из его собственных жизненных сил.
– Ещё и воруешь у меня материалы, ублюдок?! И почему ты мне не попался там, в четыреста двадцать третьем, а?!
Оссэт продолжал вопить ещё какие-то ругательства, но главное Мельо уже понял: бывший друг не возвращался назад, пока тайрец и сам был в будущем. А значит, не помнит и о встречи с Кунтаном, ведь если возвращаться через машину времени с изменившимися настройками, память о пребывании в чужой эпохе стирается.
– Лупоглазая тварь!
Следом прозвучало боевое заклинание. Мельо успел увернуться, и огненный шар разбился о стену. В тайрца полетел следующий. Он ответил тем же, и, не дожидаясь новых атак, выскочил за дверь. Заперев комнату с машиной времени снаружи, Мельо прочитал заклинание, усилив его действие кристаллом Бездны. Таким замком по праву могла бы гордиться любая сокровищница: при всей простоте, его было крайне трудно сломать. Сколько времени на это понадобится Оссэту, Мельо решил не проверять, прихватив заранее собранные вещи, он покинул башню Лун со смешанным чувством, ведь за многие годы привык считать её домом.
Это одна из самых молодых глав Нетленки. До текущей переборки её просто не существовало. И она получилась... неоднозначной. С одной стороны, она мне нравится. По форме это такая мрачноватая матрешка в коробке игрушек. Нравится как история - она как по мне делает отношения друзей сложнее, потому что для Кунтана дружба началась с проделок Оссэта, для Мельо тоже, но есть нюанс. Нравится линия альтернативного Кунтана. С другой, там есть к чему придраться:
Во-первых, глава не только длинная, но и чрезвычайно насыщенная. Мне иногда кажется, что недурно было бы расширить её до крупной повести. Потому что так, как есть история имеет ряд белых пятен в логике, да и есть очень любопытные события, пунктирно обозначенные в пересказе, а были бы хороши полноценными сценами. Но даже если я однажды пойду на это, будет спин-офф,а мне нужна глава в Нетленке. И бить ёё на части мне кажется неправильным.
Во-вторых, я сейчас недовольна расположением машины времени. Почему не во дворце? И вообще, тема этих машин требует отдельной проработки. Очевидно, что это не тот объект, который может построить любой желающий.
В-третьих, проседает мотивация Оссэта. Его чувства я понимаю: тщеславие, жажда власти, страх смерти, зависть к коллеге. Но от меня ускользает его желание. Чего он конкретно хчет достичь?
В четвертых, неясно, почему за Мельо после побега нет сразу погони. Пока это "ой, как удобно"(с)
А ещё я сильно задумалась: хватает ли Нетленке описаний? Потому что с одной стороны мне кажется, что хватает, а с другой - текст выглядит та, будто их реально немного.
@темы: писанина, сделал сам, Черный Переплет, Дитя Звезд