"Вокруг меня были тысячи прекрасных людей, и они медленно сжимали кольцо." Майкл Джексон
Фотография: Наталия Хлюстова
В Японии Миядзаки повсюду. В любом уважающем себя универмаге, сувенирном магазине да и просто лавке с барахлом непременно найдутся несколько плюшевых Тоторо, зажигалки с роботами из «Небесного замка Лапуты», портреты Навсикаи или хотя бы говорящий брелок с демоном огня Кальцифером. То там, то здесь — специализированные магазины, как правило, фанатско-самодеятельные, но переполненные всеми видами лицензионной продукции: одеждой и обувью, косметикой и ювелирными изделиями, платками и полотенцами, пазлами и постерами, закладками и оригами. Само собой, музыка из мультфильмов и неописуемой красоты альбомы: комиксы для самых маленьких, манга для детей постарше, сборники иллюстраций, эскизы, раскадровки по каждому мультфильму.
Апофеоз — в известном на весь мир музее студии «Гибли», расположенном на западной окраине Большого Токио, в городке Митака. Созданный в 2001-м лично Хаяо Миядзаки по его же архитектурному проекту, этот расположенный в парке замок-заповедник на протяжении всех этих лет остается центральным храмом этого специфического культа. Попасть туда непросто: на месте билетов не купить, их надо заказывать заранее через специальные агентства. И билеты необычные: настоящий фрагмент пленки с парой кадров из какого-нибудь мультфильма (мне достались «Сказания Земноморья»), который позже можно вставить в проекционный аппарат и рассмотреть на экранчике в увеличенном виде.
читать дальшеПервое правило музея: ничего нельзя фотографировать и снимать, даже журналистам. Только снаружи — да и то с уважительного расстояния. Окна просторного трехэтажного особняка — витражи с персонажами мультфильмов из разноцветного стекла (тут и дракон Хаку, и ведьма Кики на метле, и вечный талисман студии — Тоторо). На первом этаже расположен кинотеатр, где показывают исключительно короткометражки, созданные самим Миядзаки и его соратниками специально для музея, — больше нигде и никогда вы их не посмотрите. Весь день напролет и несколько месяцев подряд показывают всего один мультфильм; затем репертуар меняется. Мне повезло увидеть «Большое путешествие Коро» — историю щенка, сбежавшего из дома, волшебную сказку об инициации и взрослении в интерьерах современного мегаполиса.
На крыше — очередь к огромному ржавому роботу, устроившемуся посреди зарослей: это единственное место, где разрешено фотографироваться. Под крышей дошкольники часами ползают по гигантскому Котобусу из «Моего соседа Тоторо», а взрослые выстаивают очереди в сувенирном и книжном магазинах. Вообще же сам музей «Гибли» отнюдь не монографическая экспозиция, посвященная великому аниматору, а еще одно его произведение: здесь в игровой форме рассказывается краткая история анимации. Есть целые комнаты, обклеенные бесценными эскизами авторства не одного только Миядзаки (то там, то здесь мелькают Ежик в тумане и Волчок из мультфильмов близкого друга Миядзаки — Юрия Норштейна), есть залы с красками, есть бесчисленное количество проекторов, оптических иллюзий, ловушек и других хитроумных машин. Разбираться с тем, как все это устроено, можно долгими часами.
Сама студия «Гибли» расположена в десяти минутах и еще двух станциях езды, в непримечательном зеленом пригороде. Миядзаки встречает гостей в собственной студии, в большом и простом деревянном доме, со старомодной печкой у стены. Режиссер в фартуке с тремя медведями подбрасывает в огонь поленья, после чего приглашает к столу. С торжественным видом пресс-агент предупреждает, что это интервью может оказаться последним в карьере мастера. Сам он, впрочем, в отличном настроении.
— На протяжении сорока лет вы утверждали, что снимаете и всегда будете снимать мультфильмы только для детей. И вот — «Ветер крепчает», сделанный исключительно для взрослых.
— Ну я и раньше делал мультфильмы для взрослых — например, «Порко Россо»…
— Мои дети смотрят его с трех лет!
— Это проблемы родителей. Ладно, предположим, «Порко Россо» был и для детей тоже. «Ветер крепчает» в самом деле только для взрослых. Этот факт принес мне немало страданий. Мне очень трудно, почти невозможно делать мультфильм, не представляя себе заранее лиц зрителей, для которых я его рисую. Обычно мне помогает детский сад студии «Гибли», который находится рядом с моей рабочей студией: выйду на улицу, посмотрю на детей — и сразу понимаю, что нужно делать. А «Ветер крепчает» для кого-то другого, и я с этим кем-то не был знаком. Понимаете, это не только психологический барьер, но и прагматический: не зная будущей публики, невозможно предсказать коммерческий успех, а он необходим, иначе студия разорится. Все мои сомнения я изложил продюсеру, но в конечном счете именно он убедил меня взяться за «Ветер крепчает». «Пока зрители маленькие, но им когда-то придется вырасти, — сказал мне продюсер. — Твой фильм поможет им». Что ж, может, он и был прав. Я смотрю вокруг и вижу, что в реальности все меньше поводов для фантазий: ситуация в современном обществе очень меня тревожит. С другой стороны, именно сейчас резко возросла необходимость в фантазиях. Этот парадокс — в основе моего фильма. А еще — нежелание создавать чисто коммерческий продукт, несмотря на такую необходимость. Продюсеры меня успокаивали: мол, успех все равно будет. Ну да, он и был. Только в залах сидели сплошные старики.
— Когда-то, переписывая фантастическую повесть «Невероятный прилив» для сценария вашего первого мультфильма «Конан — мальчик из будущего», вы критиковали ее автора: его видение будущего казалось вам неоправданно мрачным. Теперь вы и сами заканчиваете свой последний мультфильм на трагической ноте. Куда подевался ваш былой оптимизм?
— Несмотря ни на что, надо жить дальше — это ли не оптимизм? В 1945 году, когда кончилась война, мне было четыре года. По мере того как я рос, на глазах менялась оценка довоенного периода японской истории: его будто вовсе не было. Эти годы старались не замечать, будто их аннулировали. Но я разговаривал с моими родителями, и их воспоминания доказывали мне, какой прекрасной была та эпоха. Вовсе не серой, как старались показать после войны, а прекрасной, радужной, полной надежд; то было время, когда мои мама и папа влюбились друг в друга. Мне хотелось показать людей, которые жили тогда, любили и надеялись. Да, мир готовился к войне, но прототип героя «Ветер крепчает» — авиаконструктор Дзиро Хорикоси — пережил тогда самые светлые годы своей жизни. Может быть, поэтому он в моем воображении слился с другим свидетелем довоенных лет — писателем-декадентом Тацуо Хори, написавшим знаменитую повесть «Ветер крепчает» о своей невесте, умирающей в туберкулезном санатории. Мой Дзиро из мультфильма — нечто среднее между двумя историческими личностями. Иногда я представляю себе, как они случайно встретились бы в кафе у Токийского университета и Тацуо Хори сказал бы Дзиро: «Хорошие у тебя получались самолеты!» Вряд ли он стал бы обвинять его в милитаризме и службе силам зла. Ведь тогда мало кто представлял, к чему приведет эта война…
— Но теперешние ваши зрители прекрасно это знают.
— Да, и мне важно объяснить им, что умничать задним числом очень просто. Посмотрим еще, что скажут о нас через полвека. Оба они, Хори и Дзиро, были счастливы в ту тревожную эпоху и вовсе не были пацифистами, что я и показал. Что ж теперь, вычеркнуть их из истории? Меня обвиняют в нехватке антивоенного пафоса и даже, представьте, называют нацистом. А я всего лишь не хотел лгать.
— «Ветер крепчает» — фильм о поколении ваших родителей. Есть ли в нем что-то автобиографическое?
— Моя жена утверждает, что Дзиро — вылитый я, просто брат-близнец. Я ей на это отвечаю, что у нас просто очки похожие! Нет, Дзиро был совсем другим. У меня есть его фотография, сделанная во время путешествия в Европу: совсем молодой, а взгляд застенчивый, глаза спрятаны за очками. Лицо тонкое, болезненное. Будто он страдает от туберкулеза… Я не такой. Например, мои сотрудники по студии «Гибли» считают, что мой портрет — глава конструкторского бюро из фильма: «Сделайте для меня лучший самолет! Мне плевать как, но сделайте!» (Смеется.)
— Мои племянницы считают, что больше всего вы похожи на деда Камадзи из «Унесенных призраками».
— Да в каждом моем мультфильме сплошные автопортреты. Даже если я их не планировал. Я с этим давно смирился.
— Откуда они берутся — духи и монстры из «Унесенных призраками», лесные боги из «Принцессы Мононоке», Тоторо и чернушки из «Моего соседа Тоторо»?
— Из подсознания. Я стараюсь не анализировать их, чтобы не спугнуть. Они просто приходят ко мне, появляются из ниоткуда. Причем сначала я не знаю, как они выглядят. Я представляю себе, как они себя ведут, о чем говорят, если они вообще умеют разговаривать, о чем думают. Только потом постепенно рождается изображение. Например, сцена на автобусной остановке, где Сацуки впервые встречает Тоторо: она сначала слышит шаги, потом видит его лапу, наконец, его целиком — но он на нее не смотрит. Куда он смотрит? Я начинаю думать об этом и понимаю, что он смотрит вверх, на большой лист, который использует вместо зонтика… Так из мелочей рождается образ. Обычно — с нуля: я стараюсь забыть все, что придумывал до тех пор, и создаю что-то совершенно новое.
— А потом эти создания становятся независимыми от вас — в игрушечных Тоторо играет весь мир, в Японии они вообще продаются на каждом шагу. Вас не беспокоит, что процесс вышел из-под вашего контроля?
— Мне не жалко и не обидно. Так даже лучше. Создал — и забыл. Хотя наша студия держится за высокие критерии качества и создание каждой игрушки мы тщательно контролируем. А еще следим за тем, какие персонажи превращаются в игрушки, а какие нет. Далеко не каждого персонажа мы готовы так использовать! Что до Тоторо, то я горжусь как минимум одним связанным с ним мероприятием. В городе Саяма уже несколько лет функционирует National Trust of Totoro, акционеры которого строят экологически чистый заповедник. Им я разрешил использовать имя Тоторо, поскольку считаю важнейшим делом защиту окружающей среды.
— Удивительное свойство ваших сказок — почти полное отсутствие злодеев и отрицательных персонажей. Даже у тех, которые кажутся негодяями, всегда есть причины вести себя именно так, и зрители в конечном счете способны их понять и даже стать на их сторону. Это что-то японское?
— Скорее уж русское! (Открывает лежащий на столе альбом Билибина.) Помните «Василису Прекрасную»? Героиня приходит к Бабе-яге — и та ведь ее не съедает, а выслушивает и даже помогает! Слушает — значит, не кушает. Неужто она после этого злая? Каждое магическое существо — сложное, оно не может быть только добрым или только злым. И вообще, создать кого-то злого и победить его в конце сказки — слишком простой путь к катарсису. Так поступают те, кому не хватает фантазии и силы воображения. А я не люблю однозначных оценок, мне не нравится деление на черное и белое, плохое и хорошее. Возьмите ту же Вторую мировую войну: Япония страдала очень много — но и виновата перед многими, чувство этой вины мы испытываем до сих пор. Как после этого объявлять кого-то хорошим, а кого-то плохим? В Италии, например, договорились считать барона Капрони, моего персонажа из «Ветер крепчает», злодеем и пособником фашизма. Я же не могу к нему так относиться, для меня он фантазер и изобретатель самолетов — который, кстати, строил заводы и создавал рабочие места. При этом разработанные им самолеты во время войны никто так и не использовал! Не пригодились.
— Отсутствие привычной оппозиции добра и зла заставляет задуматься о религиозной подоплеке ваших картин. Где-то ощущается буддистская невозмутимость, в волшебных созданиях читается синтоизм, у истории Навсикаи, например, очевидные мессианские корни. Какая религия ближе всего вам?
— Анимизм. Мне нравится многобожие — точнее, одушевление всех предметов, явлений и живых существ. Как религия анимизм может показаться слегка примитивным, но на самом деле он глубок, как море. Именно он позволяет добраться до истоков любого религиозного сознания.
— Поразительна еще одна особенность вашего мира — полное равенство женщин и мужчин, детей и взрослых.
— Это мое осознанное решение. В некоторых ситуациях эти различия перестают иметь значение. Я думал об этом, когда писал сценарий «Ветер крепчает»: как вести себя перед лицом катастрофы, которая уравнивает детей со взрослыми, женщин с мужчинами? А потом случилась эта самая катастрофа — цунами 11 марта 2011 года, которое я отразил на свой лад, показав на экране Великое землетрясение Канто 1923 года.
— У большинства ваших фильмов открытый финал. А вы сами знаете, что дальше произошло с их героями? Никогда не было искушения сделать продолжение какого-нибудь из них? Наш старший сын, например, много лет мучается над вопросом, стал ли все-таки Порко Россо человеком или нет.
— Продолжение есть у каждого сюжета, но я довожу историю до той точки, когда об этом продолжении любой зритель сможет догадаться самостоятельно. Что до Порко Россо, то иногда я думаю над тем, чтобы продолжить его историю — но не в мультфильме, а в манге. Может, теперь, на пенсии, этим и займусь. Отличное хобби, между прочим. И о бюджете задумываться не надо. Поеду в Италию на выбор натуры, новые самолеты нарисую… Представляю себе Порко Россо таким же, как раньше, с пятачком. Только усы с годами поседели.
— Многие люди плачут на ваших мультфильмах. А вы сами в кино плачете?
— Я просто заливался слезами, когда досматривал «Ветер крепчает».
— А на чужих фильмах?
— Да я вообще кино не смотрю. И телевизор не включаю. И смартфонами не пользуюсь. Мне больше нравится книгу полистать или каталог какой-нибудь выставки.
— Вы недавно сообщили, что намерены закончить свою режиссерскую карьеру. Это из-за пессимизма в отношении будущего?
— Главная причина очень проста. Каждый мой мультфильм я создаю примерно пять лет, не меньше. Параллельно с этим стараюсь работать над музеем «Гибли», хотя сосредоточиться и на том, и на другом очень сложно. Раньше, когда мне было лет сорок, я мог сделать мультфильм за год, но теперь я не в состоянии укладываться в такие сроки! Я старею, и, что еще ужаснее, стареют мои сотрудники. Как я могу быть уверен, что гарантирую им рабочие места на эти самые пять лет? Откуда я могу знать, что сделанный мной мультфильм не разорит студию? Другие студии собирают сотрудников на каждый конкретный проект, но «Гибли» устроена иначе. Мы плывем на одном корабле, и я больше не в состоянии брать на себя ответственность капитана. Ситуация труднее от года к году. Мы с продюсерами старались воспитать новое поколение аниматоров, которые могли бы стать нам достойными наследниками… Не уверен, что у нас получилось. Мне страшно за наше будущее, и лучше уж уйти. Честнее.
— Вы можете сказать, что полностью себя выразили в сделанных мультфильмах?
— Мыслей и проектов у меня множество, но мне не обидно уходить. Все идеи у меня довольно смутные. Они начинают формулироваться только после того, как я берусь за какой-то конкретный проект. Главное мое занятие теперь — создание короткометражных десятиминутных мультфильмов для кинотеатра «Сатурн» в нашем музее «Гибли». Там я могу себе позволить не думать о коммерческом результате, а делать то, что мне заблагорассудится! Так что в старости я скучать не буду. Опять же надо постоянно выставки придумывать для музея, а то одна лишь постоянная экспозиция — это скучновато.
— Вас тревожит будущее рисованной анимации? Такие люди, как вы и ваш коллега по студии «Гибли» Исао Такахата, уходят, а мир почти полностью перешел на компьютерные мультфильмы.
— Будущее анимации, если честно, меня не очень тревожит, а в прошлом я сделал все, что мог. Меня больше волнуют перспективы третьей мировой войны, в которую, мне кажется, Япония может ввязаться в любой момент — страны Восточной Азии этого опасаются, и, я полагаю, небезосновательно. Что до рисованных мультфильмов, то для музея «Гибли» я создаю исключительно их — у нас в кинотеатре «Сатурн» компьютерная анимация запрещена. Понимаете, я чувствую себя гусеницей, которая тихонечко ползет по листу дерева, преодолевая все препятствия и прожилки на нем. Как передать чувства такой гусеницы при помощи компьютера? Как показать такой лист дерева? Мне кажется, только нарисовать карандашом на бумаге.
— Не жалеете, что когда-то не пошли в авиаконструкторы, о чем вы мечтали в юности?
— Жалею, да ведь таланта у меня к этому не было… А мечтать продолжаю до сих пор. Я представляю себе самолет, дизайн которого был бы ультрасовременным, но летел бы он медленно-медленно, плавно, красиво. По идее, это возможно, только все современные правила, законы и установки не позволят сконструировать такую машину. Воображаю, как это было бы чудесно: стоишь на дороге, вдруг поднимаешь голову, а в небе неторопливо парит такой самолет. Красота!
источник
@темы: Япония, находки, люди и эпохи, художники
И тут из ближайших ко мне кустов вытелепывается мужичок в изрядном подпитии. Я, ничтоже сумняшеся, к нему с вопросом: Мужик, ты тут ногу от трупа не видал? (ну забыл я в тот момент, что не все люди - медики). Мужик, ясное дело, столбенеет, и тут на горе ему из-за поворота дороги прибегает Оленька с криком: Нашла!!! и бодро размахивая ногой. Как он бежал!!!!!!!!!!!
